|
В прокат выходит «Кочегар», новый фильм Алексея Балабанова. Все по привычному рецепту: колоритные бандиты, мало слов, много трупов, огромный общественный резонанс
Режиссер Алексей Балабанов свалился на голову русскому народу как проклятие. Отделаться от него никак не возможно. Утихомириться, плюнуть, махнуть рукой он не желает. Пропустить его фильмы мимо ушей и глаз (даже если вы их и не видели) не получится. Кто-нибудь непременно скажет: «А вот у Балабанова, слышали, какой ужас...» Каждый раз иногда более, иногда менее талантливо Балабанов дергает русскую душу за бороду и не дает ей успокоиться в буржуазной стабильности. Своими «Братьями» он терроризировал общественные вкус и сознание, «Грузом-200» разворотил такую вонючую ментальную кучу, что, наверное, с год запах держался. «Кочегар» этим фильмам сродни, хоть и сделан намного спокойнее, деликатнее, с некоторым даже лиризмом, который навязчиво навевает вертлявая музыка белорусского гитариста-виртуоза Валерия Дидюли. Она сопровождает весь фильм, практически не замолкая,-в результате от нее сначала делается дурно, а потом, когда привыкаешь, оказывается, что без нее никуда. По словам режиссера, Дидюля делает половину картины. И это правда.
Экзерсисы Дидюли, кажется, писаны для южного пляжа, скажем, Анапы или Сочи . А тут в кадре-вечная зима, какой-то неприветливый русский город с сугробами, старыми трамваями, бараками, бандитскими джипами, фабрикой и котельной. В ней сидит контуженый кочегар-якут, майор, герой Советского Союза, служивший в Афганистане. К нему в гости периодически наведывается бывший сослуживец, сержант-снайпер, который вместе с парой помощников привозят в котельную трупы бизнесменов, чиновников, депутатов, бандитов и прочих заказанных по тем или иным причинам граждан. Сержант плетет какие-то басни про то, что все они «заслужили», а майор тем временем двумя пальцами печатает на пишущей машинке рассказ про русского хайлаха, сибирского каторжника, которого подселили в дом к якуту. Хайлах стал мучить хозяина, насиловать его жену, а якут терпел.
Рассказ «Хайлах» опубликовал в начале прошлого века польский писатель, этнограф и общественный деятель Вацлав Серошевский. За участие в рабочем движении в Польше, а также за сопротивление полиции он был осужден и сослан в Якутию, где провел 12 лет (1880-1892 гг.). В общем-то, фабула его рассказа и стала основой фильма Балабанова, в конце которого перед титрами режиссер поместил коротенькую немую экранизацию произведения Серошевского ровно до того места, до которого успел допечатать майор.
Собственно, и сам фильм «Кочегар» не отличается особой болтливостью. Контуженый якут еле выговаривает слова, словно он забыл русский язык. Бывший сержант изъясняется короткими афоризмами, которые настойчиво возвращают нас в речевое пространство «Братьев». Подручный громила Бизон-образец убийственного балабановского юмора-произносит за всю картину слов пять-шесть, будучи при этом центральной фигурой в драматическом любовном треугольнике. Бизон спит по очереди с дочками сержанта, своего босса и майора.
Балабанов, похоже, не любит бандитскую романтику, как и признание криминального закона нормой жизни. Ему, по идее, не должен нравиться фильм «Бумер», хоть он и работает с тем же продюсером Сельяновым. Про бандитов из «Кочегара» можно было бы сказать, что они нормальные ребята, не злые даже, просто «жизнь такая», если бы не было заторможенного якута-майора, героя Советского Союза. Он у Балабанова совсем несмешной, нетравестиный герой, хоть и выглядит грустным клоуном, особенно когда надевает свою парадную форму, отправляясь, словно настоящий якутский самурай, мстить за свою дочь.
В «Кочегаре» речь Балабанов редуцировал почти до мычания. Потенциально богатую триллерную историю-до условного сказочного лубка, рассказанного предельно схематично с неожиданно муратовской интонацией да еще под кудрявый гитарный перебор. Смысл свел к горькому резюме: русский-изверг-хайлах, якут-страстотерпец-герой. Независимо, на чьей вы стороне, жизни в бездушном заснеженном городе нет ни одному, ни другому. Все рано или поздно пойдут в ненасытную кочегарскую топку, которая равнодушно принимает и жертв, и насильников. Если в «Морфии» балабановская мизантропия сорвалась в истерику и задушила как здравый смысл, так и художественную форму, то в «Кочегаре» форма выточена безупречно. Режиссер ироничен, собран и спокоен, но беспощаден как всегда. И как всегда нарывается на бурную общественную реакцию.
| |