|
Михаил Шемякин, перебравшийся на постоянное место жительства из США во Францию, «чтобы быть ближе к России», заканчивает сейчас работу над альбомом «Две судьбы». Альбом посвящен Владимиру Высоцкому. О своих новых проектах художник рассказал парижскому корреспонденту «Известий» Юрию Коваленко
известия: Когда наконец выйдет долгожданный альбом?
михаил шемякин: В конце этого года или в начале следующего. Я закончил 42 иллюстрации, над которыми трудился почти семь лет. И сейчас в издательстве «Вита Нова» работают над текстами и фотоматериалами.
и: О Высоцком там наверняка рассказано абсолютно все.
шемякин: Не только все, что было, но и то, чего не было.
и: Если не ошибаюсь, твоим другом был и Иосиф Бродский?
шемякин: Ошибаешься. Мы были с Иосифом в довольно прохладных отношениях. Несмотря на это, я обожаю его - одного из самых гениальных поэтов ХХ века. И хотя я не очень люблю зубрить стихи, я выучил «Римские элегии», чтобы время от времени бормотать их про себя.
и: Разве Бродский не был в каком-то смысле антиподом Высоцкого?
шемякин: Бродский - это чистый поэт, а Высоцкий - тот, кого называют бардом. Когда они встретились, выяснилось, что Иосиф очень высоко ценил Высоцкого. На сборнике своих стихов Бродский начертал: «Великому русскому поэту Владимиру Высоцкому». Володя был потрясен. Получить такой отзыв от Бродского, который давал резкие оценки многим пиитам, было для него высшей похвалой. «Мишка, посмотри, что мне написал Бродский!» - все время повторял Володя.
и: Ты не собираешься увековечить Бродского в скульптуре?
шемякин: Я не настолько богат и не имею собственной литейной мастерской. Если мне закажут - с удовольствием. Я нарисовал два его портрета. Один из них - кажется, к 40-летию Иосифа - для обложки альманаха «Часть речи», который раньше издавался в Нью-Йорке. Я сделал рисунок в стиле метасюрреализма, который исповедую.
и: Ты, кажется, недавно открыл для себя другого великого поэта.
шемякин: Я хочу сделать иллюстрации к Некрасову, к которому многим из нас привила нелюбовь средняя школа. Я обложился его книгами и понимаю, насколько это грандиозная фигура.
и: В Мариинке по-прежнему идет с аншлагом оформленный тобой «Щелкунчик». Но, кажется, между тобой и Валерием Гергиевым пробежала кошка?
шемякин: Никакой особой кошки не пробегало. Просто я не одобряю строительства Мариинки-2, которая может изуродовать весь силуэт Петербурга - святыню, которую, по моим понятиям петербуржца, трогать нельзя. Как говорится, Валера мне друг, но Петербург дороже.
и: Но в Питере есть и более «крутой» проект - возведение башни «Охта-центра».
шемякин: Меня приглашали поддержать кампанию в ее защиту. Я ответил приглашавшим, что они ошиблись номером. Потому что я могу выступить только против этой башни. Но вроде бы ее будут строить. Потому что везде и всегда побеждают деньги.
и: Когда состоится твоя выставка фото-графики «Тротуары Парижа»?
шемякин: Она готовится к октябрю следующего года в Русском музее. Мне приходится работать сейчас с необъятными материалами - фотографиями тротуаров Парижа, Венеции и других городов. Это около 200 тысяч сделанных мной снимков, из которых надо отобрать четыреста.
и: Важен ли в искусстве момент соревнования? В Лувре не так давно прошла выставка «Венецианские соперники: Тициан, Веронезе, Тинторетто».
шемякин: Соперничество было, есть и будет. Но Тициану и Тинторетто было проще: кто лучше пишет, тот и выходит в лидеры. Тогда как сейчас понятие профессионализма просто перечеркнуто. В условиях рынка не имеет никакого значения, как ты пишешь или какой ты колорист. Можно не уметь рисовать или лепить, но успех обеспечен, если тобой занялась серьезная галерея или знаменитые арт-дилеры типа Саатчи и Гагосяна. Именно они объявляют, кто сегодня великий художник, кого покупать. Поэтому я соперничаю сам с собой. Каждый раз, когда я добиваюсь какого-то результата, другой Шемякин говорит: «Ты должен переплюнуть эту картину». И я снова берусь за кисть.
и: На недавнем аукционе «Сотбис» полотно классика соцреализма Юрия Пименова «Первомай» ушло за полтора миллиона долларов. Откуда такой интерес к соцреализму?
шемякин: Несмотря на политические заказы, школа соцреализма дала плеяду грандиозных мастеров - Пименов, Дейнека, Сарьян, а в книжной графике - Конашевич, Лебедев, Кравченко, Фаворский, Митрохин.
и: Но даже великим соцреалистам далеко до американца Энди Уорхола , полотно которого с бутылкой кока-колы ушло более чем за 60 миллионов «зеленых».
шемякин: Помню, как один русский художник-эмигрант говорил нью-йоркскому галерейщику Нахамкину, что он занимается искусством, пишет картины. Нахамкин мрачно заметил: «Писать картину - это не искусство. Искусство - ее продать». Тем, что происходит с Уорхолом, должны заниматься психиатры. Когда так околпачивают публику, создавая рынок из пустоты, я снимаю шляпу.
и: Однако богатые коллекционеры не станут выбрасывать миллионы на ветер.
шемякин: А никто и не выбрасывает. Через некоторое время благодаря ажиотажу человек, который купил объект за 100 миллионов, продаст его уже за 150 миллионов. Ни один банковский вклад не даст таких процентов. Сегодня это биржа. Другое дело, что в один день акции ее лопнут, как было с так называемыми трансавангардистами. Их работы, которые покупали за полтора-два миллиона долларов, сейчас не продашь и за сто тысяч.
и: Кто-то заявил, что все может быть предметом искусства.
шемякин: Это сказал Йозеф Бойс (немецкий художник, один из лидеров постмодернизма. - «Известия»). Но он лишь перефразировал дадаиста Курта Швиттерса, который в начале прошлого века объявил «Все, что я нахаркаю, - искусство, ибо я художник». Бойс пошел еще дальше. Он, к примеру, брал санки, клал на них одеяла, обматывал веревкой, и эта вещь шла в музей. Искусство должно изменяться. Однако сейчас это иногда принимает уродливые и абсурдные формы. Один французский философ сказал, что мы - за исключением высоких технологий - вступаем в эпоху полного дилетантства. В Нью-Йорке я жил напротив галереи Лео Кастелли. Однажды, стоя перед витриной, я увидел внутри мешок с мусором. И я, профессионал, задумался: является ли этот мешок скульптурой или его просто-напросто забыли вынести на помойку? По ту сторону двери мешок может быть объявлен миллионным шедевром. Но может приехать мусороуборочная машина с неграми, которые заберут мешок и выбросят его на помойку.
и: Все новое непременно принимается в штыки. Мирискусник Александр Бенуа громил импрессионистов...
шемякин: Поэтому Зураб Церетели , когда ругают его Петра, обычно отвечает: «Помните, что произошло с Эйфелевой башней? Все кричали, что это ужасно, а чем она стала? Символом Парижа!»
и: Петра в Москве не тронут.
шемякин: Ну и слава Богу! Я с самого начала призывал не заниматься ерундистикой. Оставьте Зураба и его Петра в покое! Есть другие более насущные проблемы. Лучше подумайте о тысячах уничтоженных памятников архитектуры и о том, как сохранить оставшиеся.
и: Согласно последнему опросу, москвичи считают памятник Пушкину лучшим в столице.
шемякин: Великолепный, но не лучший. Может показаться странным, но я считаю замечательным памятник Карлу Марксу Льва Кербеля. Мы с Кербелем дружили, ценили друг друга, хотя и были идеологическими врагами. Он пришел к этой скульптуре, когда прочел чьи-то слова о том, что Карл Маркс - это глыба. И сделал его из глыбы мрамора.
и: Стоило ли сносить памятник Дзержинскому?
шемякин: Это один из лучших памятников, который сейчас стоит в плохо организованном парке. Когда началась перестройка, я в числе первых написал письмо в Министерство культуры с просьбой отнестись бережно к сносимым памятникам. Несмотря на то что они изображают коммунистических вождей, их делали замечательные скульпторы.
и: Ты по природе злопамятен?
шемякин: Если бы я был злопамятен, то не приехал бы в Россию работать. Меня часто спрашивают: почему вы возвращаетесь в Россию, которая вас гнобила, упекала в дурдом, изгнала? Я всегда отвечаю: родину, как и родственников, не выбирают. Ей служат. Как только появилась возможность работать в России и помогать ей, я вернулся.
и: Ты мистик? Что за приведения водятся в твоем французском замке Шамуссо?
шемякин: Они действительно водятся. Хочешь ты этого или нет, время - очень сложное понятие. Это материя, на которой остаются отпечатки. Иногда кто-то бродит в моем замке, открывает и закрывает двери. Но меня это не пугает, потому что я выбираю те дома, где приведения не свирепые. Есть такие места, где человек не в состоянии жить - он чувствует недомогание, тревогу. А потом выясняется, что в этом доме было совершено самоубийство или зверское убийство.
и: Почему у тебя почти нет автопортретов?
шемякин: Этот жанр мне чужд. Я не люблю смотреться в зеркало. Без симпатии отношусь к своей персоне - у меня же не внешность молодого Марлона Брандо. Тем не менее я собираю историю автопортретов и наблюдаю, как художник относится к себе. Например, Рембрандт сделал массу беспощадных по отношению к самому себе работ. А у самовлюбленных художников автопортреты просто смешные. Вот Пушкин к себе относился очень отрицательно. Однажды он написал жене: «Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности».
и: Наверное, тяжело жить, когда ты сам себе не симпатичен?
шемякин: Тяжеловато, но приходится смиряться.
и: В конце концов, что самое главное, на твой взгляд, в искусстве?
шемякин: Как и в человеке - гармония.
| |