|
Бондарчук готовится к съемкам эпического фильма «Сталинград». Премьера намечена на 2012 год. Сегодня он находится в том оптимальном для художника состоянии, когда чужой скепсис его только раззадоривает. Как бы ни относились к нему окружающие - а относятся они, мягко говоря, по-разному, что и естественно, - всегда приятен вид человека в состоянии азарта, в начале большой работы, в которую он верит.
Почти всё, что я делаю, встречают с ужасом
- Согласитесь, что без концепции за военное кино браться безнадежно: должно быть нечто, что хотите сказать вы и только вы. У «Сталинграда» есть этот стержень?
- Есть, но это не так просто объяснить. В самом общем виде - это кино мифологическое. По-моему, эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей - в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться - это уже миф. Сталинград же - вообще особенная территория, даже по сравнению с остальным пространством войны. Там существовали другие правила, действовал свой устав, там человек, продержавшийся два дня, считался ветераном. Там действовало водяное перемирие, и снайпер глаза в глаза, на расстоянии двух метров, смотрел на противника, набирающего воду. Там не было разделения на военных и гражданских, потому что Сталин запретил эвакуацию. Воевал реально весь город, каждый дом. История войн не знает ничего подобного. Как это снимать средствами традиционного реализма? Тут возможна только поэма. Возьмите «дом Павлова»: никто не знает достоверно, что было потом с Павловым. То есть знают, разумеется, но народ предпочитает верить в легенду о том, что он не умер в восемьдесят первом, а стал монахом Троице-Сергиевой лавры. А монахом стал другой Павлов, тоже защитник Сталинграда, - представляете? Это вообще невообразимая ситуация - два месяца не могут взять четырехэтажный дом, не знают, как он снабжается боеприпасами, держат его 24 человека, среди них две медсестры, в подвале мирные жители сидят, их эвакуируют потом через подземный ход... У нас это «дом Громова». Держат его семеро. Семь мужчин - и одна семнадцатилетняя женщина с ними. А напротив - немец, которого, надеюсь, исполнит мой друг Тиль Швайгер. Он принципиально не хочет играть нацистов - так мы ему написали бюргера, который стал человеком войны. Другого актера с трудом представляю на его месте.
- Я с некоторым ужасом узнал, что вы решились на 3D...
- Понимаете, я привык, что почти все мои действия сопровождает некоторый ужас. Сначала на это реагируешь нервно, потом привыкаешь, потом это становится для меня стимулом. Взялся за «Сталинград» - кошмар. Предположил, что часть картины будет в 3D - конец света. Это люди еще сюжета не знают. Там ведь наша героиня родила, и современное обрамление собственно военной истории строится на судьбе ее сына - сорок третьего года рождения. И зритель до конца не будет знать, чей он, собственно, сын из этих семерых, которые с ней в доме. Я вам сейчас скажу, а вы не вздумайте писать. (Говорит.)
- Ну, знаете...
- Знаю! И на это иду. А если всю жизнь думать, кто что скажет, - шагу не ступишь. Чтобы нравиться, все должно быть маленькое. Я не умею делать камерные вещи и не буду. Это будет огромный, вызывающе ни на что не похожий, странный, провокативный военный миф по сильному сценарию. Писал его Илья Тилькин, музыкант, сценарист нескольких телефильмов, нашего поколения человек. Я сразу ему сказал: Илья, это должен быть выдающийся сценарий. Он: ты от меня многого хочешь. Я: этот сценарий может быть либо выдающимся, либо никаким, и это, говорю, твой шанс. После него ты будешь другим человеком, и у тебя будет другая жизнь. Он сделал его, и я не могу еще сказать, какой это будет фильм, но сценарий - сейчас нет работ такого уровня.
Теперь что касается 3D. Просто чтобы вы себе представляли стилистику картины - там первая же военная сцена фантастическая. По Волге движутся люди и пушки. Это притопленные для маскировки понтоны. Вот это их движение по водам - такой стилистический камертон. Или вот сцена: молодой радист Сережа, интеллигентный мальчик по кличке Тютя, устраивает девушке этой, Кате, праздник. Приглашает вдруг в кино. Она: какое кино?! Он ведет ее по лабиринту разрушенных квартир - там будет все это хорошо построено, чтобы квартиры все со следами прошлой жизни, мирной. И приводит в одну на четвертом этаже, где в ровный пролом, квадратный, как экран, видно небо. И в нем начинается воздушный бой, как настоящее страшное, недостоверное кино, под музыкальную тему, которую пишет мне композитор Дэвида Линча - Анджело Бадаламенти. Если знаете, он не только кинокомпозитор - у него симфонии исключительные по драматизму. И когда пересказываю людям картину - я ставлю эту тему: по ней все уже видно. Вот этот кусок - ночной воздушный бой сквозь пролом - будет в 3D.
Это ведь вообще такая штука, с которой пока непонятно, что делать. Опыта нет. В этой технологии снят пока один удачный фильм - «Аватар». Прочее все - пробы. Кэмерон сказал, что после «Аватара» отдохнет и сделает сорокаминутную драму, чтобы показать возможности 3D в серьезном жанре. Ну, пока будет отдыхать, мы уже, надеюсь, снимем. Там же не только батальные сцены, это любовная драма прежде всего.
На войне желание остро, как нигде
- «До того ль, голубчик, было...»
- В окопах желание обостряется до неимоверности, потому что постоянное соседство смерти вообще компенсируется дикой сосредоточенностью на любви. И там есть у нас ключевой момент - девочке этой на день рождения дарят баню. В грязи же все - им тяжело, а ей каково? Нагревают воду, устраивают бочку... И вот пока она там, на третьем этаже, в бочке, и все знают, что она там голая, они тут всемером внизу. Без единого эротического момента хочу это снять, без голого тела вообще, но чтобы страшное напряжение. И где мне взять эту девушку - ума не приложу: нужно, чтобы была сложившаяся актриса и чтобы ей было семнадцать лет, во всяком случае, не старше двадцати.
- Гроссмана действительно будете использовать?
- В одном-двух эпизодах. И радист Сережа - несколько из первого тома, «За правое дело». И вот это ощущение, когда они друг от друга на расстоянии двух метров, глаза в глаза, - но об этом многие писали. Только в кино этого пока адекватно не было. Потому что нельзя про Сталинград рассказывать - «как было». Надо - чтобы это было, как Троя.
- Тему Сталина все равно не обойдете.
- Обойду, потому что не в Сталине дело. Сталинград и Сталин - разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация была - взять город Сталина, защитить город Сталина... Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают. И человеческие не работают. Работают сверхчеловеческие. Насчет того, что воевали за Сталина... Мне кажется, никто там, собственно, не воевал за Сталина, это была с советской стороны страшная, неостановимая месть, потому что война идет два года и у всех уже за спиной свои сгоревшие дома, свои изнасилованные сестры, свои убитые товарищи - в общем, это уже степень крайнего, непримиримого остервенения. И немцы чувствовали, что это месть. И что она справедлива. Чем дальше шла война, тем меньше у них было веры - они же понимали, что делали. И оправдывались постоянно - перед собой, перед русскими: «Это вы нас превратили в зверей! Мы больше не солдаты, мы животные!» Это есть в картине. В этой войне вообще идейное, политическое, советское очень быстро слетело. Осталось в чистом виде героическое - пограничное состояние между богом и зверем. Вот я про это хочу снимать.
Одиннадцать месяцев на сковороде
- Боюсь, это будет труднее «Острова».
| |