|
Корреспондент «Труда-7» Галя Галкина встретилась с Николь Кидман в Голливуде в киноцентре ArcLight
Сегодня в российский прокат выходит драма Джона Камерона Митчела «Кроличья нора», первая лента продюсерской компании Blossom Films, принадлежащей Николь Кидман. Она же исполнила в картине главную роль.
- Почему вам понадобилась трагедия о семейной паре, потерявшей ребенка, именно тогда, когда у вас родилась долгожданная дочь и можно было бы просто получать удовольствие от материнства?
- Мы пытались раздобыть деньги на этот проект давным-давно, и когда они наконец у нас появились, у меня уже родилась Сандей и ей исполнилось десять месяцев. Я спрашивала себя: почему сейчас?! Мне совершенно не хотелось ни погружаться в роль матери, потерявшей ребенка, ни продюсировать фильм о семейной паре, которая пытается заново выстроить взаимоотношения после самой тяжелой утраты, которая только случается в жизни. Но в то же время мне не хотелось бросать начатое. Мой муж Кит сказал: «Ты должна снять этот фильм, это очень важный проект». А я в ответ: «Мне так не хочется идти куда бы то ни было и делать что-то - мне просто хочется побыть дома с тобой и Сандей». Мы живем в Нэшвилле, штат Теннесси. У нас есть своя ферма, где мы разводим кур и выращиваем овощи и фрукты, и я просто купалась в деревенской жизни. Но Кит не отступал: «Ты должна снять этот фильм. Я думаю, для тебя это будет лучше, чем продолжать сидеть дома». Теперь я рада, что он сделал это, а тогда мне было трудно выбраться с насиженного места. Мне нужен был кто то, кто вытолкнет меня из гнезда (Смеется). Причем как тогда, так и теперь.
«Люди часто подозревают, что я мазохистка, но это не так»
- С чего началась история вашего проекта «Кроличья нора» по пьесе Дэвида Линдси-Эбейра?
- Однажды я сидела в кафе в Нэшвилле и читала газету New York Times. Мне попалась на глаза рецензия на пьесу «Кроличья нора». Автор ее очень хвалил, и я позвонила в Нью-Йорк Перу Саари, моему партнеру-продюсеру, и попросила его посмотреть эту пьесу. Он посмотрел ее в тот же день, и она ему тоже понравилась. Пер выслал мне текст «Кроличьей норы», и я прочитала ее за один вечер. Пьеса прекрасно написана - и точно, и просто, и смешно, и изящно. Под впечатлением от нее я обратилась к Дэвиду Линдси-Эбейру с просьбой написать сценарий к фильму. Нам повезло: Дэвид предоставил нам приоритет при выкупе прав на его пьесу и согласился написать сценарий. Он был знатоком этой истории и был способен лучше и быстрее, чем кто-либо еще, вызвать к экранной жизни свои персонажи.
- Болезненно ли было для вас играть роль Бекки Корбетт?
- Когда я только начала заниматься этим проектом, то очень хотела снять этот фильм, потому что история тронула меня: я читала и рыдала. Вы догадываетесь, что это не первая трагическая история, которую я прочла в своей жизни, но такой сильной реакции у меня не было никогда. И я думала о том, можно ли ее перенести на экран таким образом, чтобы донести до зрителей все оттенки переживаний героев. Затем я стала думать, смогу ли я собрать деньги, чтобы поставить этот фильм, - не большие, но реальные, чтобы на все хватило по минимуму. В результате мы вложили в этот фильм 3 миллиона долларов. И теперь нам не так важно, как много людей посмотрит этот фильм, чтобы он окупился, потому что это не 30, 40 или 50 миллионов, как вы понимаете. Что касается вашего вопроса, то да, сниматься в этом фильме было очень болезненно, но в хорошем смысле, если можно так выразиться. Люди очень часто подозревают, что я мазохистка, но это не так. То есть я не думаю, что я мазохистка. Просто я выбираю роли, которые доставляют мне боль, для того чтобы понять различные аспекты человеческого существования. И я очень удачливая актриса, так как у меня были возможности пройти через этот лабиринт в своей жизни и понять чувства других людей.
- Изменился ли ваш взгляд на роль Бекки после того, как у вас родилась дочь?
- Мне не свойственно убегать от того, чего я боюсь. Порой мне хочется это сделать, но я чувствую, что потерплю неудачу, если пойду на поводу у своей слабости. Поэтому, даже когда мне страшно, я не сворачиваю с пути и продолжаю двигаться в том же направлении. Что-то подобное случилось с фильмом «Часы», в котором мне на самом деле не хотелось сниматься. Мне вдруг стало очень страшно играть Вирджинию Вульф. Продюсер картины Скотт Рудин просто сказал: «Мы тебя не отпустим».
Опра Уинфри была одной из тех, кто посмотрел первую версию «Часов», и она предсказала мне, что я получу «Оскар» за роль, за полгода до того, как это случилось. Оглядываясь назад, я очень жалею, что не привела моего сына на ту оскаровскую церемонию, так как думала, что ребенку не нужна вся эта пафосная суета, однако теперь у меня другой взгляд на это. Так как я не думала, что выиграю, то не подготовила благодарственную речь и в результате забыла поблагодарить своего отца - сказала спасибо только маме. И забыла поблагодарить своего учителя по актерскому мастерству. Я вспомнила про «Часы» потому, что, как уже говорила, была не готова сниматься в "Кроличьей норе", когда средства на этот фильм были собраны. Но я просто прыгнула в этот проект с головой, как когда-то это сделала Алиса, побежав за Белым кроликом.
«Юмор можно сравнить с обезболивающим лекарством»
- Почему вы решили поручить этот фильм Джону Камерону Митчелу и как вам удалось заполучить его в качестве режиссера?
- Митчел прочитал сценарий, и он ему понравился, а я знала его предыдущие работы и считала его очень талантливым, поэтому решила поговорить с ним по телефону. В течение первых пяти минут я решила, что он буквально предназначен для того, чтобы снять этот фильм. Я почувствовала себя с ним очень комфортно. Джон оказался очень смелым, а этот фильм действительно нуждался в смелом режиссере. Джон не создает блистательного впечатления, но я почувствовала, что он сможет вытащить из актеров то, что необходимо для этого фильма. В результате так и вышло. И мне нравилось, что у Джона срабатывало чувство меры. Он то и дело повторял: «Нет-нет, слишком много эмоций!» Он модулировал всех нас.
- Насколько важно было привнести юмор в эту трагическую историю?
- Думаю, очень важно. В реальной жизни мы порой смеемся, превозмогая сильную боль. В трагедии почти всегда есть место для комедии, и наоборот. Супружеские пары пытаются сохранить семью, найти взаимопонимание, исцелить друг друга. Но часто получается, что, стараясь помочь, они причиняют друг другу еще большую боль, так что это очень сложно. Из подобных парадоксов рождается такой несколько странный юмор, который можно сравнить с обезболивающим лекарством. Подобные сцены очень хорошо удались Митчелу - он чувствует, когда нужно дать зрителю возможность перевести дух.
- Чувствуете какую-то общность с вашей героиней?
- Огромная часть Бекки существует внутри меня - мне тоже свойственна вспыльчивость. Но она ранена и кровоточит, хотя и пытается делать вид, что все нормально. Проходят месяцы со дня гибели ее малыша, но она продолжает злиться. Она испытывает сильное чувство вины, она зла на жизнь и всю ее несправедливость.
- Это вы пригласили Аарона Экхарта на роль Хауи, мужа Бекки?
- Я и Джон Камерон Митчел. Джон был первым, кто предложил Аарона, и я ответила, что буду счастлива заполучить его на эту роль, но не уверена, что он согласится. Несмотря на то что у Аарона не так уж и много предложений сниматься, он очень требовательный и очень самокритичный. Но Экхарт сказал просто и ясно: «Если найдете деньги, я буду сниматься». И я думаю, что имя Аарона Экхарта в качестве потенциального исполнителя помогло нам собрать деньги на съемки. Он бросился с головой в работу и проявил большую целеустремленность. Без него нам бы не удалось сделать картину.
- Как вы готовились к роли Бекки? Встречались ли с родителями, у которых случилось подобное горе?
- Я на самом деле пыталась пойти в такую группу скорби, но мне сказали: «Нет, вам нельзя, потому что чувства и эмоции от потери ребенка слишком болезненные, кровоточащие. И нельзя, чтобы в группе был кто то, кто не испытал то же самое». Я полностью поддерживаю и уважаю это решение. Но я читала признания родителей, которые прошли через это горе, о силе которого они раньше и не подозревали. В результате я начала играть так, как чувствовала.
- Изменила ли вас как человека хоть одна из ваших киноролей?
- Мне кажется, что я постоянно меняюсь. Всегда ищу персонажей, которые отличаются от тех, которых я уже играла, будь то комедия или драма, потому что мне нравится разнообразие. Скоро я буду играть на Бродвее в пьесе «Сладкоголосая птица юности». Я давно не играла в театре, так что для меня это опять смена деятельности.
- Как бы вы охарактеризовали ваш стиль вне экрана?
- После рождения ребенка и жизни в Нэшвилле я одеваюсь намного проще. Когда мне было двадцать, я очень любила следовать моде. Так что раньше мне действительно нравилось наряжаться, а сейчас я предпочитаю простой шик. Хотя я все равно считаю, что нельзя давать себе опуститься. Даже с маленькими детьми надо прилагать все усилия, чтобы оставаться женственной.
- Кто повлиял на ваш стиль больше всего?
- Когда я была маленькой, моя мама одевала меня как куклу, завязывала мне бантики и брала меня с собой на блошиный рынок, где находила прекрасные вещи. Она также великолепно шила, и у меня было много разной одежды. Наверное, именно с тех пор мне нравится наряжаться.
- Вы так прекрасно выглядите. Это результат занятий спортом?
- Да, я регулярно играю в теннис и смотрю теннисные турниры по телевизору. А еще я люблю смотреть футбол (Смеется). Но я также очень люблю бегать. Не забывайте, что меня растил отец, который принимал участие в марафонах. Он до сих пор пробегает по 8-10 миль каждый день. Помню, как в детстве соседи говорили мне: «А мы видели твоего отца - он недавно пробегал» (Смеется).
Наше досье
Николь Кидман
Родилась в 1967 году на Гавайях. В четыре года с семьей переехала в Австралию. Не доучилась в средней школе из-за тяжелой болезни матери.
Начала сниматься в Австралии, с 1989 года - в Голливуде. С ней вышли фильмы «Мертвый штиль» (1989), «С широко закрытыми глазами» (1999), «Мулен Руж» (2001), «Догвилль» (2003), «Степфордские жены» (2004), «Колдунья» (2005).
| |