|
Козаков умер в Израиле, но завещал похоронить себя в России
У Козакова был удивительный дар - в любых обстоятельствах, при противоположных режимах и даже в разных государствах неизменно оказываться если не изгоем, так близко к тому. Всегда из ряда вон, в гордом одиночестве. Прочие устроились, а Козаков нет; все вдоль, а он поперек. Это был характер. Нрав. Норов. Как водится, определивший судьбу.
Русский актер и режиссер, еврей по национальности, православный христианин по вероисповеданию, Михаил Козаков умер в Страстную пятницу на Земле обетованной. Ему было 76 лет. С Россией его связывали корни, язык, культура, образ мыслей. С Израилем - четыре с половиной года в эмиграции, выученный иврит, создание «Русской антрепризы» и рождение младшей дочери Зои.
Мы с Козаковым (я сразу стала называть его МихМих, пусть так и будет впредь) познакомились в момент его возвращения, в 1996-м. Надо признать, уезжал и возвращался он «громко», нарочито отрясая прах очередной страны со своих ног. Посему и встречен был в Москве с нескрываемым злорадством. Любое исключение из этого хора Козаков, крайне ранимый и чувствительный ко всякому недоброжелательству, воспринимал благодарно.
Мы подружились, стали видеться. Сначала в хоромах на Большой Ордынке, состоявших из двух квартир. Подросток Мишка и маленькая Зося попадали на половину отца строго в часы его досуга. После развода Козаков переехал в один из Самотечных переулков. Во вновь отстроенной башне купил «однушку» - крохотную настолько, что, казалось, он сам упаковал себя в коробочку. Если хозяин общался с журналистом у стола, формально разделявшего кухню и спальню, болтовня новой жены Надежды по телефону доносилась из ванной. Других вакантных площадей в доме не было.
Козаков пешком ходил в бассейн спорткомплекса «Олимпийский». Чтобы не опаздывать на спектакли, беспафосно спускался в метро - до тех пор, пока болезнь глаз не сделала этот демократизм опасным. Говорил, что народ его не узнаёт. «Однажды я переходил с одной ветки на другую, а у меня плохо со зрением, и я сдуру обратился к женщине, которая сидит у эскалатора: "Скажите, пожалуйста, как мне перейти на такую-то станцию?" Она сказала: "Вы что, слепой? Читать не умеете?" Я сказал: "Да, я слепой". Но она мне не ответила».
Честно говоря, недуги МихМиха казались преувеличенными. Он любил пожаловаться - театрально, с оттяжечкой. Всякая беседа сопровождалась перечислением симптомов и диагнозов. Эффект это производило обратный ожидаемому - где-то даже комический...
Официально Козаков женился пять раз. У пяти нянек мужик точно закончит дни в хосписе - к гадалке не ходи... Первый брак он заключил по школьной любви, в результате получились сын Кирилл и дочь Екатерина. Второй раз в семейное плавание Козаков пустился с грузинкой, уроженкой Тбилиси. По его собственным словам, «вообразил себя Грибоедовым». С дочерью Мананой и внучкой Тинатин отношения всегда были прекрасными. Третья супруга - переводчица Регина - внезапно решила остаться в США. Козаков переживал эту историю тяжело, считал третий брак практически идеальным - хотя и расходились однажды на время его служебного романа с Анастасией Вертинской...
Козаков не был сердцеедом, он сам тратился не меньше. Рассказывал, как от неразделенной любви к балерине «и плакал, и газ открывал». Сюжет с Вертинской тоже часто всплывал в разговоре, чувствовалась неутоленная обида: «С моей стороны чувство было настоящее, а ей просто требовалось, чтобы я как можно лучше ее снял. Съемки закончились, она мне говорит: "Знаешь, вот просыпаюсь сегодня, лежит рядом чужой лысый человек. Думаю: зачем он мне?" Ну, я намек понял...»
Козаков был человеком сложным. Козаков был человеком трудным. Это разные вещи. Сложность свидетельствует о богатом внутреннем мире, трудность означает, что окружающим с МихМихом было ох как непросто. Он и сам-то с собой уживался не без конфликтов, а для женщины существовать бок о бок с Козаковым было работой, пахотой, непрерывным испытанием терпения. Кто-то продержался дольше, кто-то - меньше, но ломались в итоге все. Безусловно, не могли сгодиться для столь жертвенной стези девочки с улицы, польстившиеся на московскую прописку и мужа с узнаваемым лицом.
Насчет последней супруги я по праву хорошей знакомой спросила прямо: «Михал Михалыч, что может вас связывать? Что у вас общего? Неужели вы просто не в состоянии жить один?» Не помню сейчас, что он ответил. Козаков галантно отзывался о своих спутницах даже после развода, а не то что в медовые месяцы (говорят, впрочем, для последней он все-таки сделал исключение). В общем, ответ воспроизвести не могу. Зато свое недоумение помню ясно.
С четвертой женой МихМиха, моей однофамилицей, мы были знакомы неплохо. Козакова забавляло это совпадение между любимой женщиной и одним из близких ему журналистов. «Ямпольские, поздоровкайтесь!» - вечно сводил он нас на театральных премьерах и тусовках.
Парадокс в том, что Козаков стал едва ли не пионером антрепризного движения в России, будучи катастрофически не способен зарабатывать серьезные деньги и думать о низменной выгоде. Думала - по необходимости - Анна Ямпольская. Нередко творческие порывы входили в противоречие с финансовой логикой. «Русская антреприза» ставила спектакли в долг и зарабатывала только за счет проката. Собственного помещения не было, цены на аренду в стационарных столичных театрах год от года становились все бессовестнее. Козаков, отвечавший за судьбу маленьких детей, в отчаянии обивал пороги. Я предлагала ему изготовить двухстороннюю табличку: с одной стороны - «Поддержите молодого отца», с другой - «Помогите пенсионеру»...
МихМих был помешан на детях. Одна из немногих чисто иудейских черт в его характере. Кумиром отцовского сердца, конечно, стала Зоя (названная в честь любимой мамы). Не сомневаюсь, что в первую очередь именно тоска по детям и отправила МихМиха умирать в Тель-Авив.
У Козакова было много не только жен, детей и внуков, но также и различных талантов. Правда, все с некоторыми «но». Хороший актер - но с чересчур определенной внешностью, из такой лепить неудобно. Сам Козаков себя красавцем не считал, по молодости завидовал Олегу Стриженову, секс-символом вообще считал Олега Ефремова и был обречен на характерные роли, которые, впрочем, играл с наслаждением. Просто идиот в «Здравствуйте, я ваша тетя!», идиот с голубизной («Соломенная шляпка») - дебют запретной темы на советском экране, бритвенно-острый циник в собственной «Безымянной звезде». Не говоря уже о романтических злодеях его молодости...
Козаков был чрезвычайно одарен режиссерски: избыток мозгов - помеха в актерском ремесле - здесь помогал. Однако народная любовь к «Покровским воротам» его, скорее, раздражала. Предпочитал более умозрительные свои вещи - например «Визит дамы» по Дюрренматту. Действительно, в авторе «Покровских ворот» менее всего угадывается реальный Козаков. (Как и Костик - далеко не альтер эго Олега Меньшикова.) «Ворота...» распахнулись сами, по промыслу свыше. Так иногда бывает, если человек заслужил. Но что действительно сближало эстета, сноба, холерика, нервного до обгрызанных ногтей Козакова и его героя в модной кепке - философски-ностальгическое, нежно-взвешенное отношение к былому. МихМих сугубо по-русски любил прошлое, плевался от настоящего и опасался будущего. По причине этих опасений эмигрировал в Израиль. А неприязнь к текущему прозябанию на Земле обетованной привела его обратно.
| |