|
Лауреат Ленинской премии, ведущий сотрудник научно-исследовательского физико-химического института имени Л. Я. Карпова рассказал «Труду» о своем опыте работы в Чернобыле
- Петр Иосифович. Сейчас уже можно сказать: что неправильно делали при тушении пожара?
- Этого никто не знал и до сих пор никто не знает. Так же как и в Фукусиме. Я только в одном уверен: люди, которые там работали, делали это не за страх, а за совесть. Но, с другой стороны, если бы у нас не было чернобыльского опыта, сейчас мы были бы просто беззащитны перед подобными катастрофами. Но принципиальное решение было принято правильное - закрыли источник опасности саркофагом. А несчастные случаи могут когда и где угодно произойти. Вот я 65 лет хожу на работу благополучно. А в один непрекрасный момент на ровном месте могу споткнуться, упасть и лицо себе разбить.
- Как вы впервые попали в Чернобыль?
- Впервые я туда попал 2 июля 1986 года. И потом ездил каждый год пять раз. У меня было несколько функций. Первая - создание машин для ликвидации последствий - в основном разбором завалов, и обеспечение экипажей этих машин всеми необходимыми средствами защиты. Соответственно, я постоянно принимал участие и в отслеживании работы этого средства защиты. В Москве начали готовить такие машины. Вторая работа - оценка загрязнения воздуха, концентрации примесей в воздухе рядом с самой станцией и разных зонах вокруг АЭС.
Исходя из этих оценок, выбирали и соответствующих средства индивидуальной и коллективной защиты ликвидаторов. Третья моя функция: респиратор «Лепесток», который применялся в Чернобыле и многих других зараженных местах, был создан при моем непосредственным участием. Так что я отслеживал эффективность его работы. А через какое-то время запускали третий блок Чернобыльской АЭС, и принимал участие в отслеживании выбросов уже от этого нового блока. Всего из лаборатории аэрозолей нашего института в Чернобыле работало 11 человек. Руководил всем проектом Игорь Васильевич Петрянов - он ушел из жизни в 1996 году. А я, как правило, возглавлял маленькие группы из нашего института.
- Расскажите, пожалуйста, об истории создания этого изделия, которым снабжены почти все промышленные предприятия России.
- Респиратор «Лепесток» мы начали разрабатывать в 1954 году. Сейчас этому агрегату 57 лет. Модификации идут постоянно. Сейчас употребляется более сложные устройства, которые уже язык не повернется назвать «слюнявчиками», как первые серии. Всего выпущено 6 миллиардов экземпляров разных модификаций «Лепестка». Это серии под номерами 200, 40 и 5. Эти цифры означают предельные концентрации аэрозолей. 200 - это значит до 200 ПДК. Потом стали выпускать агрегаты с добавлением угольных элементов, и они уже работали фактически как противогазы-то есть, ловили как вредные аэрозоли, так и газы. Выпущено множество модификаций. Применяются изделия и на урановых рудниках, и на самых новейших комплексах, связанных с ядерной энергетикой.
- Можете их сравнить с зарубежными аналогами?
- "Лепесток" имеет свою законченную совершенную конструкцию. Некоторые модификации не меняются десятки лет и работают эффективно. Из легких респираторов они самые надежные.
- А иностранные Россия сейчас импортирует?
- Какие-то поступают качеством не лучше обычной марлевой повязки. Раньше мы производили ежегодную аттестацию своих изделий. А вот недавно мне попался «Лепесток», выполненный из брезента. Свое же изделие я и не узнал. У нас было 3 предприятия, которые делали по 50 млн штук в год. А сейчас, по моим подсчетам, его производят на 25-30 предприятиях, которые мы не в силах контролировать. Берут с хорошего предприятия изделия и отдают их на сертификацию. А потом сами «лепят» непонятно что, слегка похожее с виду, и эта продукция идет как сертифицированное изделие. Изделие пользуется спросом, так что покупают оборудование и клепают респираторы, которые фактически не проходят никакой контроль качества. И таких предприятий десятки. И все эти изделия называются «Лепесток». Хотя на самом деле из трех предприятий два «ушли» от нас, оставшись в Эстонии и Таджикистане. В России нормальные, качественные «Лепестки» производят только в Кимрах Тверской области - они производят с 1956 года. Лишь там нам удается производить контроль
- А за рубеж экспортировали?
- Нет. В «капстранах» производили свои, но худшего качества. Мы убеждались в этом, ежегодно проводя испытания и сравнивая советские аналоги с зарубежными. Но с 1991 года эти испытания по ряду причин фактически были упразднены. А сравнивать качество тех и других, тем более, никто не хочет.
- Какие ощущения у вас остались от Чернобыля?
- Главное: в экстремальных условиях люди проявляли все свои лучшие качества. Нас там поселили в квартире, покинутой местными жильцами. Питание нам организовали прекрасное. Одних только салатов 10-15 сортов. Вода бутылированная, множество разновидностей. Кормили нас прекрасно, обслуживали великолепно. Но мы тогда на бытовые условия не обращали внимания. Ведь мы старались как можно быстрее выполнить свою работу. И на нас, поработавших в атомной промышленности с 1950-х годов, аварии даже масштаба Чернобыльской не произвели большого впечатления. Разве что развалины бывшей станции оставили неприятное ощущения. Жуткий вид имела Припять: стоит микрорайон из 12-этажных домов, на балконах висит белье, у подъездов - детские коляски. И весь этот микрорайон абсолютно безлюдный. Витрины магазинов, полные разных товаров. А лето было очень жаркое. Продукты торопились убрать, чтобы не гнили. А промышленные товары остались. Вымерший город. А с другой стороны - с виду городок чистый, аккуратный, даже уютный. Но у меня работы было много. Постоянно был чем-то занят, и по сторонам некогда смотреть было. Все работали очень напряженно и организованно. Никто из специалистов, приезжавших в ту зону, не болел ни отравлениями, ни насморком. Никаких эпидемий, несмотря на жару. Все необходимые меры были приняты оперативно. А в городе Чернобыле даже довольно скоро наладили работу и кинотеатров, и других культурных центров.
- Какие трудности были?
- Например, приезжают на работу в зараженную зону новые контингенты военнослужащих. Территориально они разбросаны далеко друг от друга. Пока мы обойдем всех, пока проинструктируем о мерах безопасности, у них уже заканчивается срок пребывания. И вскоре нам приходится так же инструктировать новых. Но мы старались: писали нужную информацию в плакатах, в инструкциях. И мне сейчас приятно вспоминать. Смотришь фотографии: у всех на носах «Лепестки».
- Расскажите об авторах «Лепестка».
- Кроме меня, над изделием рабюотали Сергей Николаевич Шацкий, Семен Михайлович Городинский, и Игорь Васильевич Петрянов - наш академик. Городинский и Шацкий представляли институт биофизики, а Петрянов руководил работой в институте имени Карпова. В 1953 году вышла первая партия ШБ-1 (Шацкий - Басманов). В 1966 году за него нам была присуждена Ленинская премия.
- А какое у вас образование?
- Учился я в заочном политехническом. Но я его не кончил. Так что, в отличие от своих коллег, не имею не только докторских и кандидатских степеней, но и высшего образования. Впрочем, кроме меня, есть в науке еще лауреаты Ленинских премий, не имеющих высшего образования. Они, как и, начинали трудовую биографию в военное время. В школьные годы я работал на производстве снарядов, а почти сразу после войны пошел в институт имени Карпова. Вот и работаю там почти 65 лет. Мне сейчас пошел 86 год. До сих пор работаю. Сейчас я в Чернобыль не езжу. Практически через каждые два месяца ездит в Чернобыль мой товарищ по работе Борис Огородников - он там следит за состоянием воздуха в реакторе и поблизости от него. Борис Иванович - тоже получил Ленинскую премию, но уже за разработку тканей для респираторов типа Лепестка. Ему 75 лет (родился в 1935 году), но при этом он не только продолжает работать в Чернобыле, но даже тренироваться там! А приезжая в Москву, Борис Иванович продолжает успешно выступать на соревнованиях по спортивному ориентированию.
- Чем принципиально Фукусима от Чернобыля?
- В Японии случился взрыв не атомного, а теплового характера, при причине природных катаклизмов. У них потекли трубы, раскололся бетон. Рассчитано было на 7 баллов, а уровень достиг 10 баллов.
- Они недооценили возможности стихии?
- Я не люблю критиковать в подобных ситуациях. Вся жизнь человека - сплошные ошибки и их исправления. Проектировали этот комплекс японцы 30 лет назад. Всего учесть невозможно.
- Часто в нашей печати перевирали реалии Чернобыля?
- А я особо на нашу прессу не обращаю внимание. Читаю только источники, вызывающие доверие. В 2006 году вышла в печать книга руководителя строительства саркофага Игоря Беляева. Он сам много сил положил на ликвидацию аварии. И его книга «Чернобыль, вахта смерти» наиболее объективна и точна фактически. И при этом интересно читается, содержит прекрасные иллюстрации.
- Кроме Чернобыля, какие запоминающиеся командировки у вас были?
- Куда бы мы не приезжали, везде у нас оставались друзья. В Таджикистане, Украине, Эстонии, Сибири, на Урале. Именно этот фактор для меня наиболее запоминающийся в работе. В основном наши командировки были связаны с атомными электростанциями и промышленными предприятиями. Если чувствуешь, что делаешь полезное дело, то делай это на совесть. Я старался жить именно так. Именно поэтому я чувствую себя счастливым человеком.
| |