|
Дневник Каннского кинофестиваля: «Habeus papam» Нанни Моретти совместил рассказ о секретах ватиканского конклава и психоанализе по Чехову:
«Не хочу я быть вольною царицей, я хочу быть римскою папой!» - заявляла старику его стерва-жена в ранней редакции пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке».
Как доказывает новый фильм Нанни Моретти, наделавший шуму в Италии, а теперь представленный в конкурсе Канн, не все разделяют желание властолюбивой старухи.
«Habeus papam» (дословно «У нас есть папа», латинская формула, произносимая с ватиканского балкона после избрания нового понтифика) начинается со смерти прежнего главы католической церкви.
После долгих часов заседаний конклав кардиналов не останавливает свой выбор ни на одном из фаворитов и папой становится пожилой француз по фамилии Мельвиль, для которого вердикт оказывается шокирующей неожиданностью.
Шокирующей настолько, что в решающий момент он отказывается выйти на балкон и благословить паству, вместо этого с воплем убегая назад в Сикстинскую капеллу. Нервный срыв, не иначе. Весь мир замер в ожидании, но избранник никак не может справиться с собой. Он не чувствует себя ни готовым, ни достойным принять груз подобной ответственности.
57-летний Моретти - один из самых именитых режиссеров в мире. В 1980-х он прославился остроумными и неполиткорректными комедиями, в которых, как правило, играл главную роль, но единственным современным итальянцем, удостоенным «Золотой пальмовой ветви», он стал благодаря мелодраме «Комната сына» в 2001-м.
После этого он попробовал вновь освоить комический жанр в политической сатире «Кайман», но даже прямая атака на Берлускони не могла скрыть кинематографической слабости фильма. «Habeus papam» - возвращение Моретти к «авторскому мейнстриму» и популярности: критика со стороны Ватикана моментально сделала фильм хитом на родине.
Со стороны довольно трудно оценить, что именно показалось кощунством, возможно, лишь тот факт, что за подобную тему взялся Моретти, не раз признававший себя атеистом. То же мировоззрение разделяет его герой, знаменитый римский психолог, срочно и тайно вызванный в Ватикан для того, чтобы попытаться вылечить нового понтифика.
В том ли дело, что застрявший в папском дворце доктор от нечего делать учит кардиналов волейболу, по вечерам обыгрывая их в карты?
Или в том, что пресс-секретарь Ватикана показан как мерзкий интриган с соответствующей фамилией Райский (играет эту роль прекрасный артист Ежи Штур, глядя на которого, невозможно усомниться, что все пресс-атташе - одного поля ягоды, и не при чем тут католицизм)?
А может, в том, что кто-то, пусть даже выдуманный персонаж, осмелился воспротивиться божьей воле и сбежал подальше из тоталитарного города-государства, поближе к людям?
Или суть претензий в том, как неправдоподобна рассказанная Моретти история? Но, по утверждению режиссера, понтифики не раз имели проблемы подобного рода, о чем сохранились свидетельства, а все остальное в фильме - откровенный вымысел, не претендующий на фактографическую точность.
Приходится признать: для того, чтобы полностью оценить эту картину, лучше быть неверующим или, по меньшей мере, уметь абстрагироваться от любого догматизма (в фильме такую способность демонстрируют и некоторые кардиналы, и сам папа).
Вовсе не затрагивая вопросы веры, в которых он не признает своей компетенции, Моретти поднимает проблему ответственности - и власти, которая всегда несет угрозу. Ни суровый ватиканский регламент, ни изворотливый психоанализ не дают Мельвилю ответа на главный вопрос: как принять на себя то, чего ты не способен выдержать? Перед нами фильм в большей степени политический, чем религиозный.
Режиссер деликатно избегает эпизодов чрезмерно суровых или, напротив, умилительных. Сбежав к людям, новый папа инкогнито заходит в кафешки и магазинчики, бродит по улицам и ездит в автобусе, но мимолетные встречи с теми, кого ему предстоит направлять на путь истинный, не помогают. Да, каждый из них - человек со своими слабостями, сам понтифик ничем не лучше и не хуже. И неясно, каков смысл того спектакля, который разыгрывался перед многомиллионной публикой на площади Святого Петра - с белым и черным дымом, с речами на латыни.
Во всяком случае, Мельвиль осознанно выбирает другое представление - разыгранную в маленьком театрике, на который ему удалось случайно набрести, чеховскую «Чайку».
Смотря ее, он неожиданно начинает солидаризироваться со стареющим скептиком Дорном.
Прямолинейный смысл фильма, противопоставляющий католицизму элементарный гуманизм, не мог бы удовлетворить зрителя, если бы не избранный на главную роль артист - 85-летний Мишель Пикколи. Великий француз, снимавшийся у Годара, Бунюэля и однофамильца своего героя, Жана-Пьера Мельвиля, к старости обрел уникальную харизму, позволяющую ему соединять в одном персонаже униженность и авторитарность, старческую немощь и железную волю. Интересно, что он уже играл пожилого актера, посреди спектакля решившего прервать карьеру, в фильме другого гениального старца, Мануэля де Оливейры, «Я возвращаюсь домой», а потом в его же короткометражке «Уникальная встреча» исполнил роль Никиты Хрущева, вступающего в диалог... с папой римским. Таким образом, для него «Habeus papam» - логичное развитие и кульминация поздней карьеры.
Потерянный взгляд и кривая ухмылка, нетвердая походка и надтреснутый голос Пикколи заставляют уверовать в каждый поворот фантасмагорического сюжета и даже примерить на себя невероятную ситуацию. По окончанию фильма в памяти остаются негромкие слова главного героя, все-таки произнесенные с балкона над площадью, а вовсе не драматически-торжественные хоры Miserere Арво Пярта, заглушающие, по замыслу режиссера, пораженческую речь понтифика-неудачника.
Автор: Антон Долин (Канн)
| |