|
Алексей Улюкаев рассказал о борьбе с инфляцией, конфликтах интересов в госбанках, о том, как ЦБ выйдет из капитала ММВБ и чем создание финансового центра в Москве похоже на сказку
На прошлой неделе Алексей Улюкаев был главным докладчиком на форуме «ВТБ капитала» в Лондоне. Там он призывал инвестировать в Россию, а перед своим выступлением дал интервью «Ведомостям». Улюкаев полагает, что многие извлекли урок из кризиса: инвесторы стали осторожнее, и снизился их аппетит к риску.
- Почему 30 мая ЦБ решил не повышать ставку рефинансирования?
- Мы повысили депозитные ставки. Большинство аналитиков этого не ожидало. Предполагали, что мы не будем делать ничего. Есть такое мнение, что Центральный банк пассивно следует за статистикой: растет инфляция - повышаем ставки, не растет - ничего не делаем. Это не совсем так.
Почему мы так решили? Экономическая ситуация непростая. С одной стороны, экономический рост. С другой - ухудшается соотношение между сбережением и потреблением. Потребительская активность населения растет, это отчасти отложенный спрос в период кризиса, но отчасти и низкий спрос на рублевые активы. В связи с инфляционными ожиданиями люди приобретают вещи и не готовы сберегать. На это налагаются, видимо, не совсем комфортные депозитные ставки, которые предлагают банки. Фактически мы сузили коридор процентных ставок. Это действенный механизм управления денежным предложением.
Почему сейчас? Это правильнее делать при оттоке капитала. Когда у вас приток капитала, вы, поднимая депозитную ставку, провоцируете дополнительный приток. Это создает проблемы: приобретая валюту, вы будете эмитировать рубли. Средний отток за пять месяцев у нас составил примерно $7 млрд. В месяц. При оттоке капитала это, наоборот, является некоторой мотивацией для обратного движения.
Наше решение также будет способствовать улучшению соотношения между сбережением и потреблением. Мы считаем, что на ближайшие месяцы достигнутый уровень наших ставок комфортен. Весьма вероятно, что в ближайшее время нам не придется больше эти ставки тревожить.
- То есть до конца года ставка рефинансирования не будет повышаться?
- Мы каждый месяц будем принимать решение, исходя из макроэкономической динамики. Я считаю, что с июля статистически развернется динамика инфляции. Сегодня инфляция год к году 9,7%. Думаю, в июне останется примерно такой же. В июне прошлого года инфляция была 0,4%, в этом может составить примерно столько же. С начала июля ситуация может резко развернуться, потому что с июля прошлого года пошли вверх продовольственные цены. В этом году так не будет, и мы рассчитываем уложиться в прогноз 7%, который мы в отличие от правительства не пересматривали.
При таком сценарии, возможно, от нас не потребуется каких-то дополнительных мер. Мы играем на опережение. Рост денежной массы год к году 22%, до конца года снизится примерно до 20%. А в начале прошлого года было за 30%.
- В начале года вы прогнозировали нулевую инфляцию летом - в начале осени. За счет чего?
- Я думаю, что за полгода инфляция составит 5,2%. У нас на сегодня 4,7%. В III квартале инфляция будет не нулевой, но близкой к нулю. Возможно, в один из месяцев просто нулевая. В общей сложности за три месяца она может составить 0,3-0,4%. Таким образом, мы войдем в IV квартал с накопленной инфляцией примерно 5,5%. После этого задача непростая, но и не такая уж фантастическая - пройти оставшийся квартал примерно с 0,5% в месяц. Исходя из того, что мы знаем о динамике денежного предложения, курсовых соотношениях и глобальном фоне, прежде всего продовольственных и энергетических цен, есть существенная вероятность, что мы в это уложимся.
- Насколько вероятна вторая волна кризиса и как она может проявляться?
- Я не верю ни в какие волны: каждый кризис имеет свою специфику, это не вторая-третья волна одного и того же, это нечто принципиально другое. Начиная с 2007 г. мы живем в глобально неустойчивом мире, в котором риски постоянно перегруппировываются, но никуда не исчезают. За последние три года они в основном перешли с балансов корпораций на балансы суверенные. Отсюда проблемы европейской периферии.
Нас эта тенденция тоже не миновала. У нас высокий не нефтегазовый дефицит - 13% ВВП в прошлом году, вряд ли он выйдет на уровень менее 10% в близком будущем, хотя общий первичный дефицит в этом году, вполне вероятно, обнулится. Эта ситуация постоянно создает большое напряжение: кто-то должен финансировать этот дефицит - большое количество глобальных инвесторов. И мы видим уменьшение их доверия к суверенным обязательствам - впервые с 2008 г. До этого любой консервативный инвестор вкладывался в суверенный долг. Сейчас это не так. Равнорейтинговый корпоративный долг имеет меньшие спрэды, чем суверенный. Это неуверенность инвесторов, их непонимание того, что происходит, готовность хаотично бежать к риску, убегать от риска, неадекватная политика многих денежных властей и правительств, неспособность добиться оздоровления бюджетов. Это та среда, в которой могут происходить явления, которые мы с вами называем «кризис».
- Когда эти явления могут начаться?
- Не знаю. Это в Минэкономики даже год называют, а я в принципе не верю в долгосрочную прогностическую силу аналитиков, которые могли бы предсказывать поведение инвесторов. Это очень стадное поведение. Единственное, что я могу предсказать: ситуация неустойчивости будет длительной. Еще несколько лет.
- Может повториться бегство инвесторов с рынков, как в 1998 г.?
- Маловероятно. До этого был длительный период однонаправленного накапливания рисков, совершенно безрассудного поведения инвесторов. И потом это резко обвалилось. Теперь глобальное деловое сообщество понимает, что нельзя все время накапливать риски. Вы должны по ходу реструктурировать, избавляться от наиболее рисковых активов. Все-таки какой-то урок был извлечен. Поэтому я думаю, что такого резкого ухода не будет.
- Учитывая опыт Ливии, других стран, насколько защищены золотовалютные резервы России, размещенные за рубежом?
- Ливия, Иран, Северная Корея - очень специфические страны. Россия не относится к такой категории. Я с трудом представляю себе такую мирную ситуацию, чтобы относительно России были применены какие-то санкции, сопряженные с замораживанием ее финансовых активов. Конечно, 100%-но защищенным является только один актив - монетарное золото. Кстати, последние пять лет мы наращиваем его долю в резервах. Это создает потенциал надежности на случай чрезвычайных обстоятельств, которые я себе представить не могу, но мы должны думать даже о том, чего не можем себе представить. В целом сейчас структура наших резервов - и валютная, и по видам инструментов, и по дюрации - представляется мне надежной, устойчивой и беспокойства не вызывает.
- ЦБ может поменять инструменты для размещения резервов или провести перебалансировку?
- Мы это и делаем, но ограничены структурой глобальных финансовых рынков. Мы диверсифицируем валютную номинацию активов, но понимаем, что есть один по-настоящему емкий рынок - долларовых инструментов; один близкий к нему - рынок инструментов, выраженных в евро. Если мы добавляем практически любую другую валюту, это фактически будет означать только одно - что мы сможем вкладывать в депозиты. Это довольно примитивный инструмент.
- Чем объяснить отток капитала на фоне высоких цен на нефть?
| |