|
В Театральном центре «Пасека» Киево-Могилянской академии показали экспериментальный спектакль «Ворон» арт-группы «Яра» из нью-йоркского театра La MaMa, поставленный режиссером Вирляной Ткач по поэзии Олега Лышеги. Эталонный образец диаспорного искусства разглядела в постановке ЮЛИЯ БЕНТЯ.
Деятельность творческой группы «Яра», работающей в составе нью-йоркского театра La MaMa, имеет все главные признаки диаспорного искусства, ориентированного на сохранение памяти о покинутой родине и воссоздание ее причудливого, ностальгического, часто очень далекого от реальности образа, а также на попытки «вписать» украинскую мифологию в мировой контекст. С режиссером Вирляной Ткач, одной из основательниц «Яры», сотрудничали и сотрудничают многие украинские режиссеры, актеры, поэты и музыканты, и, как правило, эти союзы не ограничиваются одним представлением.
Последний раз в Киеве театр показывал спектакль «Скифские камни» в рамках фестиваля «Гогольfest» (см. Ъ от 14 сентября 2010 года), где вместе с американскими артистами пели Нина и Антонина Матвиенко. На этот раз великая артистка и ее дочь сидели в зале, а Юлиан Китастый, также участвовавший в «Скифских камнях», использовал свою бандуру не самым традиционным образом - он играл на ней мягкими молоточками, почти как на цимбалах, создавая живой звуковой материал для электронных фантазий композитора Аллы Загайкевич.
Перед началом «Ворона» Вирляна Ткач произнесла вступительную речь, пообещав зрителям три действия. После первого сигнала колокольчика публику попросили молча, под звуки ненавязчивой электроники, прочесть напечатанное в программке стихотворение «Ворон» Олега Лышеги, после второго - переключить внимание на сцену и опознать тот же текст в визуальных образах. Третье, самое обязательное для премьерных показов «действие», режиссер пообещала в соседней комнате, иносказательно назвав его «обсуждением».
Собственно говоря, ключевое для понимания яровского «Ворона», диаспорного искусства вообще и психологии эмигрантов - это перевод со всеми его трудностями. Сначала верлибр Олега Лышеги трансформируется в звуковые миражи Юлиана Китастого и Аллы Загайкевич, затем из звука рождаются люди. Актеры на сцене также играют в двуязычие: трое из них - Виктория Шупикова (Маляр), Николай Шкарабан (Иван) и Лариса Руснак (Паломница) говорят и поют по-украински, а один, американец Эндрю Колто (Тот, кто встречает ворона),-- по-английски. И вот парадокс: несмотря на буквальное дублирование одних и тех же смыслов на разных языках и количественное превосходство на сцене «наших», английского здесь все равно намного больше, чем украинского.
Поэтический театр Вирляны Ткач жонглирует нехитрым набором из ведер, вороньих перьев, щетки для побелки и черствых кусков черного хлеба, оставаясь при этом поэтическим, хотя местами и простоватым: когда при словах «белый налив» на экран проецируется яблочная ветвь, а после «дикие пивныки» - цветочная клумба, то вся поэзия моментально скатывается до рифмоплетства.
На достойной высоте «Ворона» удерживают художник по свету из Курбас-центра Евгений Копьев и музыка. Звук и свет - самые, казалось бы, эфемерные и необязательные составляющие, но их качество красноречивее всего говорит об уровне театра. Здесь актеры, выброшенные за пределы классической драматургии и линейной режиссерской концепции, покоряются диктату звука и собственным теням, почти бесстрастно лавируя между вращающимся экраном и архитектурными элементами зала. Они не строят мизансцены, а будто нащупывают что-то знакомое в складывающейся сценической ситуации и интуитивно «встраиваются» в нее. Ассоциации при этом возникают самые неожиданные - с некоторыми эпизодами «Тома Сойера», американскими вестернами, заколдованной чащей из «Лесной песни» Леси Украинки и фильмами ужасов. Но даже самые смелые и отвлеченные из них не выходят за пределы украинско-американского контекста.
| |