|
Позиция президента Уго Чавеса в связи с событиями, произошедшими в Ливии после того, как арабская весна перекинулась и на эту страну, оказалась в высшей степени своеобразной. До такой степени своеобразной, что ее можно считать единственной в своем роде, поскольку она принципиально отличается от взглядов всех остальных мировых политических лидеров.
Чавес, действительно, предстает перед всем миром как единственный глава государства, который признает и формально поддерживает Муаммара Каддафи в качестве законного правителя Ливии. Кроме того, в развитие своего тезиса Чавес утверждает, что эту арабскую страну «уничтожают на глазах у всего мира».
Эта позиция, которую Чавес, похоже, занял совершенно осознанно, отдавая себе полный отчет о ее возможных последствиях, вызвала целую волну политических и идеологических споров в самых различных слоях общества о драматической обстановке в Ливии, которая обостряется с каждым днем.
Однако сейчас в поведении Чавеса в первую очередь бросается в глаза не его безоговорочная поддержка Каддафи, а скорее та одержимость, с которой он сравнивает самого себя с Каддафи, а Венесуэлу - с Ливией.
Как обычно, он считает, что эта одержимость зарождается не в нем самом и не в его сознании, а в болезненном и искаженном сознании оппозиции.
Заявив, что оппозиция намерена превратить Венесуэлу во вторую Ливию и что с этой целью разработана целая стратегия дестабилизации, он провозглашает то, что всем и так известно, а именно: Венесуэла - не Ливия, а Уго Чавес - не Муаммар Каддафи.
Чем вызвано это поведение?
Давайте еще раз в самой категоричной форме повторим очевидное: никому в голову не приходило отождествлять ни под каким углом эти два государства: их географическое положение, история, культура и вероисповедание не имеют между собой ничего общего.
И точно также никому в голову не приходило отождествлять полковника Муаммара Каддафи, пришедшего к власти в результате военного переворота и правившего страной по своему усмотрению в течение более четырех десятилетий, с Уго Чавесом, тоже военным и тоже путчистом, но который, тем не менее, всегда приходил к власти в результате выборов и был вынужден принимать во внимание существование, как внутри страны, так и за рубежом, интересов и мнений, отличавшихся от его собственных, с которыми ему постоянно приходилось сталкиваться.
Так почему же Чавес с таким упорством сравнивает свою возможную судьбу с той, которая, скорее всего, постигнет Каддафи? Может быть, он предвидит то, что может с ним произойти как на родине, так и в международном плане, если ему придет в голову стереть принципиальную разницу между ними: прийти к власти посредством выборов или взять ее с оружием в руках?
| |