|
Нападение «Аль-Каиды» на США десять лет назад стало сильнейшим шоком, как для американского, так и для международного общественного мнения. Какие уроки можно извлечь из этого десятилетие спустя?
Любой, кто летит самолетом или пытается зайти в офисное здание в Вашингтоне, получит напоминание о том, как сильно 11 сентября изменило американскую безопасность. Но, хотя опасения по поводу терроризма возросли, а ограничения на иммиграцию ужесточились, истерия первых дней после 11 сентября ослабла. Новые органы, такие как Министерство национальной безопасности, Управление директора Национальной разведки и усовершенствованный Противотеррористический центр, не изменили характера правления в Америке, и личные свободы большинства американцев не были затронуты. Больше никаких крупномасштабных нападений внутри США не было, и повседневная жизнь вполне восстановилась.
Но данное кажущееся возвращение к нормальной жизни не должно вводить нас в заблуждение по поводу долговременного значения 11 сентября. Как я пишу в своей книге «Будущее власти», одним из сильнейших изменений в структуре власти в наш век глобальной информации является усиление негосударственных субъектов. 11 сентября «Аль-Каида» убила больше американцев, чем погибло при нападении на Перл-Харбор в 1941 г., осуществлявшимся под руководством правительства Японии. Это можно назвать «приватизацией» войны.
Во время «холодной войны» США были даже еще более уязвимыми (в технологическом плане) перед ядерным нападением СССР, но «взаимное гарантированное уничтожение» позволило предотвратить наихудший сценарий, поддерживая уровень уязвимости более или менее равномерным. СССР обладал огромной силой, но не мог с помощью своего арсенала получить власть над США.
«Аль-Каиде» же в 2001 г. помогли две асимметрии. Во-первых, существовала асимметрия информации. Террористы обладали неплохой информацией о своих целях, в то время как США до 11 сентября почти не имели информации об идентичности и местоположении террористических сетей. В некоторых правительственных докладах имелись предчувствия размера того урона, который негосударственные субъекты способны нанести крупным государствам, но их выводы не включались в официальные планы.
Во-вторых, существовала асимметрия внимания. Многочисленные интересы и задачи крупного субъекта часто снижают его внимание к мелким субъектам, которые, напротив, могут сосредоточить свое внимание и волю на нем гораздо легче. Американская разведывательная система обладала большим количеством информации об Аль-Каиде, но США не смогли согласованно обработать информацию, собранную различными органами.
Но асимметрия информации и внимания не дарует постоянного преимущества владельцам неофициального насилия. Вообще, такого понятия, как абсолютная безопасность, не существует, и исторически волны терроризма часто угасали только спустя целое поколение. Тем не менее, ликвидация высших лидеров Аль-Каиды, усиление американской разведки, ужесточение пограничного контроля и укрепление сотрудничества между ФБР и ЦРУ повысило безопасность США (и их союзников).
Но 11 сентября учит нас и более важным урокам о роли толкования фактов и силе убеждения в информационный век. Раньше аналитики считали, что победа достается стороне с лучшей или с более многочисленной армией; в информационном же веке результат также зависит от того, кто обладает лучшей историей. Конкуренция в толковании фактов имеет большое значение, и терроризм связан с толкованием фактов и с политической драмой.
Мелкий субъект не может конкурировать с крупным в военной мощи, но он может использовать насилие для изменения мировых задач и создания фактов, отрицательно сказывающихся на силе убеждения его противника. Усама бин Ладен был весьма искушен в искусстве убеждения. Он не мог нанести США так много ущерба, как ему хотелось, но он смог преобладать в мировых задачах в течение десятилетия, а несоответствие первоначальной реакции американцев дало ему возможность причинить США более крупные потери, чем было нужно.
Президент Джордж Буш-младший совершил тактическую ошибку, объявив «глобальную войну с терроризмом». Лучше бы он ограничил ответные действия операцией против Аль-Каиды, объявившей войну США. Глобальная война с терроризмом была истолкована неправильно для оправдания широкого спектра действий, в том числе непродуманной и дорогостоящей Иракской войны, подорвавшей имидж Америки. Более того, многие мусульмане неправильно истолковывают данный термин как нападение на ислам, что не входило в намерения Америки, но соответствует усилиям бин Ладена по очернению восприятия США в ключевых мусульманских странах.
В той мере, в которой триллион или более долларов необеспеченных военных расходов повлияли на дефицит бюджета, досаждающий сегодня США, бен Ладен смог нанести ущерб военной силе Америки. Но подлинной ценой 11 сентября могут стать утраченные возможности: в течение большей части первого десятилетия текущего века, по мере того как центр тяжести мировой экономики постепенно смещался в сторону Азии, США были поглощены ошибочно начатой войной на Ближнем Востоке.
Ключевой урок 11 сентября заключается в том, что жесткая военная сила имеет неотъемлемое значение в борьбе с терроризмом (например, с бин Ладеном), но что мягкая сила идей и легитимности имеет неотъемлемое значение для победы в сердцах и умах бóльшей части мусульманского населения, из которого Аль-Каида хотела бы нанимать новых членов. Стратегия «умной силы» не отвергает средства мягкой силы.
Но, по крайней мере для Америки, возможно, самым важным уроком 11 сентября является то, что внешняя политика США должна следовать совету президента Дуайта Эйзенхауэра, который он дал полвека назад: «Не ввязывайтесь в наземные оккупационные войны, а сосредоточьтесь на поддержании силы американской экономики».
Джозеф С. Най, младший - заместитель министра обороны США в администрации Клинтона, в настоящее время профессор Гарвардского университета и автор книги «Будущее власти»
«Project Syndicate», США
| |