|
На выставке «Николай Лёвочкин, машинист и архитектор Рая», открывшейся в МУАРе, представлены арт-объекты, природа которых столь же понятна, сколь и загадочна. Два десятилетия отставной машинист столичной подземки, уединившись в своей квартире, творил из подручных материалов символическую модель мира.
С художествами, исполненными на досуге, сталкивались многие, почти все, а некоторые и сами практиковались в этом популярном некогда жанре. Кто чеканил по меди, кто выпиливал лобзиком, кто клеил из спичек макет Спасской башни. Пользы от подобных занятий бывало немного, но, по единодушному мнению супружниц, все лучше, чем «водку пьянствовать»... Похоже на то, что благородная эта традиция уходит в прошлое - вместе с ВАЗовскими «копейками», настенными коврами и хрустальными сервизами на шесть персон. Однако отзвуки и отблески прежнего «народного творчества» еще долго будут настигать нынешнюю продвинутую публику - в виде особых феноменов, вынутых из бытового контекста и внедренных в современную художественную ситуацию.
Один из таких случаев нашел отражение в экспозиции, разместившейся во «Флигеле-руине» при Музее архитектуры имени Щусева. Упомянутый в заглавии выставки Николай Лёвочкин действительно много лет водил поезда по Горьковско-Замоскворецкой линии московского метрополитена (дело было в советское время). А выйдя на пенсию, принялся за реализацию мечты своей жизни - за проект под названием «Деревянное зодчество».
Увлечение быстро переросло в одержимость. Именно из-за этой одержимости имя Лёвочкина и угодило вдруг на скрижали истории искусства.
Разумеется, не стоит переоценивать посмертный триумф, но факт остается фактом: персональная выставка этого автора в МУАРе - не первая и явно не последняя. Уже и во Францию его объекты возили, где они произвели неизгладимое впечатление.
Впрочем, что французу - диковина, то русскому - обыденная реальность. Если присмотреться к материалам, из которых Лёвочкин сооружал свои «соборы», «дворцы» и «павильоны», то обнаружатся самые обиходнейшие предметы: елочные шары, шахматные фигуры, круглые люстры с «висюльками», дешевые будильники, стереооткрытки с подмигивающими барышнями и т.п.
Так сказать, поп-арт на советский манер.
И даже больше похоже на модный сегодня международный стиль «поп-барокко». С той лишь ощутимой разницей, что «поп-барочные» художники (в основном латиноамериканцы и африканцы) думают о текущем тренде, а отставной машинист Николай Лёвочкин держал в голове вечность. Что конкретно он под нею понимал, мы вряд ли уже разберемся, несмотря на то, что автор оставил по себе рукописный трактат с чертежами, рисунками, коллажами, комментариями и сентенциями философского характера. Из текстов следует, что был он человеком верующим, православным (но это и так очевидно, стоит взглянуть на его трехмерные произведения вроде «Церкви Вековой Священной» или «Собора Святая Россия»), а вот каким образом ортодоксальные взгляды сопрягались с буйной аллегорической фантазией, с почти языческим формотворчеством - угадать довольно сложно. Скорее всего, привлеченный психоаналитик навел бы в этом вопросе ясность, пусть даже задним числом, но почему-то кажется, что психоанализ не выступает тут последней инстанцией.
Пожалуй, броская формулировка «архитектор Рая» хороша для пиара выставки, но не для ее объяснения.
Никаких визуальных образов небесного парадиза Лёвочкин не подразумевал, это явствует из самих экспонатов. Но и разработчиком практической, земной архитектуры его не назовешь: слишком уж здесь все нерационально придумано, даже для дилетанта. Надо полагать, перед нами многочастная модель вселенной - в той мере, в какой автор мог ее помыслить и умел воплотить. Тогда получают свое объяснение и макет железнодорожной станции «Вековая» (машинист Лёвочкин прожил последние свои годы в квартире на улице Вековой, близ Рогожской заставы, - оставив без внимания перестройку, дикий капитализм, зарождение новой «вертикали власти» и пр.), и самодельный дворец «Земля - планета» с глобусом в качестве навершия, и едва ли не масонской многозначительности храм под названием «Природа», и даже монумент «Отстоим Москву», увенчанный тиражной бронзовой копией «Родины-Матери» с Мамаева кургана (вместо отломанного меча - букетик искусственных цветов). Вся эта сложносочиненная ситуация напоминает о пресловутом «русском космизме», о Николае Федорове с его «Теорией общего дела».
Только не спешите уличать автора этих строк в спекуляции и подлоге: дескать, Лёвочкин наверняка и слыхом не слыхивал о подобных вещах. Разумеется, не слыхивал.
Это некая самовоспроизводящаяся тема, мало связанная с образованием и начитанностью. Обратите внимание на фразу из помянутого рукописного трактата - корявую грамматически, но по-своему знаменательную: «Памяти о людях, т.е. мужчин и женщин, которые были и которые есть в живых - всем посвящаю это». Нет, воля ваша, а только тут чистой воды космизм, не иначе... Вот какие машинисты перевозят пассажиров в наших подземках.
Автор: Велимир Мойст
| |