|
На следующей неделе в широкий прокат выходит масштабная лента «Жила-была одна баба». На создание этой картины у режиссёра Андрея Смирнова ушли почти 25 лет.
О долгой и непростой работе над фильмом режиссер рассказал культурному обозревателю радио «Вести ФМ» Антону Долину.
Долин: Здравствуйте. У микрофона Андрей Долин. И сегодня гость «Вестей ФМ» - режиссёр Андрей Смирнов. Давайте с наиболее логичного вопроса начнём. Всё-таки это возвращение после довольно долгой паузы. И если я правильно помню, во время этой паузы вы как минимум пару раз говорили, что не собираетесь возвращаться в кино, в режиссуру и снимать. Всё-таки, наверное, какой-то должен был быть сильный импульс внутренний? Или дело не в импульсе, а просто какое-то стечение обстоятельств к этому привело?
Смирнов: Повод только один был - отмена цензуры в России. Когда замаячила реальная отмена цензуры, меня ночью подняла мысль о том, что теперь можно попробовать сделать кино про антоновское восстание в Тамбовской губернии. Прошло ещё много лет, прежде чем сценарий был написан, я влез в материал. Я за 15 лет самостоятельной работы при советской власти сделал всего 3,5 картины. 3,5 - потому что первой была короткометражка «Ангел», которая загремела на полку на долгие 20 лет, и даже негатив исчез, то ли его уничтожили, то ли просто потеряли. И каждая из этих картин испытывала большие проблемы с выходом на экран.
Мне надоело. Последний кадр игровой я снял как режиссёр в 1979 году. Это был фильм «Верой и правдой». Картина очень покалеченная вышла на экраны. Мне надоело. Я решил осваивать профессию драматурга. Прошли годы. Я таки её освоил. Пара сценариев моих были сняты другими режиссёрами. Пьесы написал, которые не сразу дозволили. Но когда дозволили, она потом меня лет десять кормила, меня и мою семью.
А тут вот мысль. Это, конечно, надо было кино делать. В 1987 году в декабре родилась эта мысль. Но пока я влез в историю гражданской войны, в историю крестьянства... Я абсолютно городской человек. А там же всё - деревня. Пока походил по бабушкам в Тамбовской губернии. Первая часть была написана к 1996 году, а вторая - только в 2004 году. Я, естественно, в это время что-то ещё делал, на хлеб зарабатывал, в основном, как артист, преподавал три года на курсах, в театре ставил: один спектакль - во МХАТе, другой - в «Камеди Франсез» в Париже. В общем, какая-то работа была.
Главное - художественная правда
Долин: Андрей Сергеевич, вы сказали о духовенстве и о том, как оно пострадало. Вы можете вспомнить также, что этимология слов «христианин» и «крестьянин» в русском языке одна и та же, собственно, это одно и то же слово. Однако, мне кажется, что в ваших словах кроется очень значимое противоречие. Вы, с одной стороны, вроде бы отвечаете: «Это распространённая точка зрения, согласно которой все ужасы, крестный путь России в двадцатом веке, связаны с тем, что религиозная основа ушла из культуры, из жизни повседневной».
Но, вместе с тем, ваш же фильм демонстрирует на самом деле страну глубоко языческую, она глубоко языческая с первых кадров, которые происходят, в общем, в довольно идиллическом мире дореволюционном. Это связано с какими-то ритуалами и обычаями, которые сегодня смотрятся для современного зрителя, наверное, не менее дико, чем любые ритуалы какие-нибудь шаманские в далёкой Якутии или какие-нибудь африканские. И затем это переводится уже на уровень вполне бытовой, когда, собственно, тесть естественным образом насилует своих невесток, это всеми в семье принимается.
Мы не будем говорить о нравственности или безнравственности такого поведения, а о том, что это абсолютно языческий патриархальный подход дохристианский, который, видимо, всегда был свойственен России. И существует трактовка, согласно которой то, что Россия так легко перешла на этот революционный ужасный путь (то есть, конечно, не легко, а очень сложно, но в течение довольно короткого периода времени), прямо связано с этими языческими основами. Получается, что взлёт великой русской культуры, если сравнивать, например, с итальянской или французской, был очень недлинным, чуть больше ста лет, но так и не стал родным для народа и так и не переменил ментальность. И получается, что этот мир и в начале вашей картины языческий, и в конце - тем более. Когда он уходит на дно как Китеж. Китеж, по сути дела, - это тоже легенда языческая скорее, чем христианская.
Смирнов: Не знаю. Во-первых, элементы язычества существуют и в наших религиозных обрядах. Это вам скажет любой священник.
Долин: Многие будут оспаривать.
Смирнов: Кто-то будет оспаривать, а кто-то согласится. Во всяком случае, священник, который хорошо знает свою паству, который работает в одном приходе, такой сельский батюшка, как у меня в фильме, роль которого сыграна Всеволодом Николаевичем Шиловским, скорее, согласится, чем оспорит это утверждение.
Проблематика, которую вы затрагиваете, конечно, справедлива. Но для меня-то важно было, что называется, художественной правды добиться. А эпоха, которая изображается у меня в фильме, с которой начинается (1909 год), - это ведь хорошие источники. Есть два писателя, которым я абсолютно верю.
Это, прежде всего, Антон Павлович Чехов с его «Деревенскими рассказами» («В овраге», «Мужики», «Новая дача»). Он их хорошо знал, он много лет жил в Мелехове, лечил своих прихожан, много доброго для них сделал. То есть, не прихожан, а односельчан. Посмотрите, какая жизнь там изображается. И, наконец, есть такой поразительный писатель, как Бунин в 1918 году.
| |