|
Самым серьезным фактором риска для стабильности региона является определение преемников тех лидеров, которые долго находились у власти
Самым серьезным фактором риска для стабильности региона является определение преемников тех лидеров, которые долго находились у власти, говорит ведущий американский эксперт Джон Шоберлайн, который специализируется на центральноазиатском регионе, изучает роль ислама, национального самосознания и многие другие вопросы.
IWPR задал эксперту несколько вопросов после конференции «Двадцать лет независимости Центральной Азии: общее прошлое, разные пути развития?», организованной и проведенной в Бишкеке Американским университетом в Центральной Азии (АУЦА).
Насколько сейчас отличаются центральноазиатские страны от того, какими они были 20 лет назад?
В то время, когда страны региона обрели независимость, они были примерно в одинаковом положении. Поразительно, насколько они отличаются сейчас, насколько разошлись их пути.
Часто говорят о процессе сближения - повороте в сторону авторитаризма во всех странах региона. Думаю, что в некотором роде этой действительно так, но разница все равно значительная. Даже если и есть лидеры, которые стремятся к авторитаризму, вероятность этого в каждой стране разная.
В Туркменистане никогда не было сколько-нибудь действенной оппозиции, благодаря чему картина там совершенно другая, даже по сравнению с Узбекистаном. Это накладывает свой отпечаток в том, как ведет себя правительство.
В Кыргызстане в силу различных обстоятельств гораздо более открытая система, более разнообразный состав политических фигур, участвующих в реальной борьбе за власть и т.д. - все это влияет на то, как страна будет развиваться в будущем, вне зависимости от того, какое направление изберет тот или иной лидер.
Это также оказывает влияние на климат, необходимый для развития, не только в политическом, но и во многих других смыслах. Так, например, академическая среда гораздо более открыта в Кыргызстане, чем в любой другой центральноазиатской стране.
Казахстану повезло с ресурсами, которые позволяют ему развиваться, хотя это не всегда имеет только положительный эффект. В случае с Казахстаном государство постоянно предпринимает попытки взять под контроль многие сферы жизни. Это затормозило политические процессы, развитие журналистики и даже научного сообщества.
Возможности Таджикистана серьезно пострадали из-за пережитой гражданской войны 1992-97 годов. Какое-то время государство не влияло на многие сферы, но постепенно, спустя годы восстановило свое влияние.
Какие внешнеполитические и экономические воздействия доминируют в Центральной Азии на сегодняшний день? Остались ли связи с Россией или сейчас доминируют связи с Китаем?
Трудно сказать. Китай оказывает большое влияние на весь регион, и его экономическое влияние делает его силой, с которой приходится считаться. Но я не считаю, что Китай ориентирован на оказание значительного политического воздействия на регион, кроме того, которое необходимо для его собственных политических вопросов и вопросов безопасности. Так что его амбиции будут гораздо более скромными, чем амбиции России.
Россия продолжит играть свою роль из-за ее близости к Центральной Азии. И мы не должны забывать, что Центральная Азия по-прежнему в большой степени и во многих смыслах ориентирована на Россию, особенно в том, что касается трудовой миграции. На отношение жителей Центральной Азии к мировым вопросам немало влияет отношение к ним России, чьи СМИ имеют огромное влияние.
Что вы думаете насчет растущей роли ислама в Центральной Азии?
Мы видим, что во всем регионе большие части населения ориентированы на ислам. Сама по себе вера не должна преследовать политических целей; она скорее направлена на социальные и нравственные вопросы.
Я не говорю сейчас о том, что мы называем радикальным исламом. Я не вижу связи между этими явлениями. Продолжающаяся радикализация в гораздо большей степени связана с проблемами тех правительств и ощущением граждан, что распределение ресурсов происходит не по справедливости.
Проблема появляется, когда люди начинают рассматривать ислам как единственное средство для выражения политических взглядов. Ситуация лишь ухудшается, когда государство выступает против ислама, ограничивает связанную с ним деятельность и создает конфронтацию между государством и теми гражданами, которые хотели бы примкнуть к исламу.
Вы видите разницу в подходах к исламу среди правительств центральноазиатских стран?
В этом отношении между ними гораздо меньше различий, чем можно было ожидать. Причина этого в том, что у руководств всех центральноазиатских стран очень сильные - я бы даже сказал, советские - инстинкты в том, что касается религии и общества. Они считают религию, особенно ислам, очень опасной.
С одной стороны, они хотят, чтобы ислам был национальной традицией, и не прочь отмечать юбилеи важных исламских деятелей, происходящих из их стран. Но в то же время они считают ислам социальной силой, с трудом поддающейся контролю, которая способна собрать вокруг себя рядовых людей. Власти считают это очень опасным и противоречащим современным взглядам.
Таким образом, символическое принятие имеет место, но в практическом смысле видения того, какой должна быть роль ислама, не существует.
Частично эта проблема исчезнет. Люди, находящиеся сейчас у власти, это личности, формировавшиеся при советской системе, когда религия считалась опасным и отсталым явлением. Их отношение по-прежнему имеет сегодня большое влияние. Однако со временем это изменится, когда на передний край выйдет новое поколение, которое будет по-другому, я бы сказал, более спокойно относиться к исламу или к формам его проявления.
Что вы можете сказать об уровне толерантности властей по отношению к людям, выражающим свои религиозные верования?
В Узбекистане власти очень активно вмешиваются [во многие сферы жизни] и пытаются предотвратить различные виды исламской деятельности. Параллельно с этим в этой стране мы видим очень сильные, а подчас и радикальные формы исламской деятельности, а также граждан, сформировавшихся в обстановке напряженности между исламом и государством.
Сейчас мы видим, что Таджикистан в некотором роде исламизирован. В стране есть официально признанная исламская партия, однако правительство не позволяет ей выйти дальше очень узких рамок, отведенных ей. У партии есть связи с более обширными силами в гражданском обществе, которые уходят корнями в период гражданской войны, когда исламские институты получили некоторое развитие, а лидеры - последователей.
В Казахстане такого нет, так как нет общественного института ислама, за которым признавалась бы власть над обществом.
В Кыргызстане среда более открыта для различных видов развития, включая и развитие исламских институтов и групп. Государство в меньшей мере стремится ограничивать их.
Поговорим на другую тему. Как может сказаться на будущем стран региона «утечка мозгов», имевшая место во всех центральноазиатских республиках после обретения ими независимости?
Да, такой риск существует, что может негативно сказаться. С «утечкой мозгов» сталкивается Центральная Азия с 1992 года, когда ее населял большой процент образованных людей, и была процветающая интеллектуальная элита, ориентированная на остальной мир и стремящаяся лучше его узнать.
К сожалению, области, где талантливые люди могли бы процветать, например, высшее образование, к настоящему времени сузились, их государственная поддержка минимальна, люди не получают достаточно хорошую заработную плату и лучшие из них не хотят оставаться в этих областях. Не то чтобы приходится скрывать свою образованность, но талантливых и стремящихся к образованию как-то по-особенному не ценят.
| |