|
В Третьяковской галерее открылась выставка «Во Христе. Джотто в Москве», состоящая всего из двух экспонатов - иконы «Мадонна с Младенцем» и алтарного полиптиха кисти великого итальянского художника. Вторая часть этого обменного проекта предусматривает показ во флорентийском Баптистерии трех древнерусских икон из собрания ГТГ.
Внушительная череда гастрольных выставок из Италии (спасибо перекрестному году двух культур, который оказался чрезвычайно богат на художественные события) завершается демонстрацией произведений Джотто ди Бондоне. Случай беспрецедентный: никогда прежде работы этого автора к нам не добирались. Значимости выставки не должно умалять то обстоятельство, что она невелика по объему. Творения Джотто во всем мире наперечет, их крайне редко транспортируют из-за опасений насчет сохранности, да и просто из суеверия: мало ли что может случиться. Итальянцы на сей счет особенно осмотрительны, поскольку для них этот художник - абсолютно культовая фигура, символ рождения национальной живописи и предвестие Ренессанса. Но вот в Россию выдать экспонаты они все-таки согласились (вопрос решился не далее как в августе, что для проектов подобного рода почти форс-мажор). Ответная акция тоже выглядит нешуточной: 21 декабря во Флоренции открывается выставка из трех знаменитых икон - псковской «Богоматери Одигитрия» XIII века, «Распятия» кисти Дионисия и «Вознесения» из праздничного чина владимирского Успенского собора, которое связывают с именем Андрея Рублева.
Искусствоведческая формулировка «некое произведение связывают с именем такого-то автора» по-своему замечательна.
Если говорить начистоту, именно она и должна бы фигурировать на музейных этикетках чаще всего, когда дело касается средневекового искусства. Знаменитые художники той эпохи - отчасти собирательные образы, что Андрей Рублев у нас, что Джотто ди Бондоне в Италии. Сомнений в том, что эти люди действительно жили и работали, нет ни у кого, но как только встает вопрос об авторстве конкретных работ, научное сообщество тут же разделяется на невидимые остальному миру фракции. Уж слишком лаконичны, противоречивы и разрознены дошедшие до наших дней документальные источники, чтобы выстраивать на их основании прочные доказательные базы по отдельным ситуациям. Впрочем, с Джотто дело обстоит немного полегче, нежели с Рублевым: великий флорентиец свои произведения иногда (хотя далеко не всегда) собственноручно подписывал. К тому же в средневековой Италии письменная куль тура была распространена несколько шире, чем в России, так что документальных опор там больше. Но такие источники исторических знаний тоже не беспредельны.
Это все говорится к тому, что привезенные в Москву произведения Джотто - как бы сказать, атрибутированы именно ему совсем недавно.
До конца прошлого столетия они считались принадлежащими кисти неизвестных художников. Насчет времени их создания особых споров не возникало, но вот чтобы взять да и заявить во всеуслышание об авторстве Джотто - на такое никто не отваживался. Что называется, не было бы счастья, да несчастье помогло. В 1993 году галерея Уффици подверглась теракту: взрыв бомбы повредил ряд экспонатов. В частности, осколки стекла посекли поверхность «Мадонны с Младенцем», и уже в ходе реставрации специалисты заговорили о том, что икона могла быть написана Джотто. Исследования эту версию подтвердили. Таким образом, наследие легендарного художника обогатилось еще одним артефактом, который хранится в церкви Сан-Джорджо алла Коста. Сравнительно недавно случилось и еще одно прибавление - уже без помощи трагических обстоятельств. Искусствоведы пришли к выводу, что алтарный полиптих, обретающийся в музее при знаменитом флорентийском соборе Санта-Мария-дель-Фьоре, тоже есть дело рук Джотто ди Бондоне. Не зря все-таки ученые штаны просиживают и государственные бюджеты проедают... Именно эти два новообретенных (в смысле авторства) произведения и показывает сейчас Третьяковская галерея.
Не сочтите вышесказанное за иронию: средневековое искусство и впрямь очень сложная и запутанная материя, так что стоит лишь радоваться любым новым успехам в атрибуции.
О чем можно действительно пожалеть, так это о том, что привезенные экспонаты все-таки не передают визуальной мощи, свойственной Джотто как монументалисту. Увы, фрески из капеллы Скровеньи в Падуе или из собора Сан-Франческо в Ассизи на гастроли не вывезешь, как бы дружественны ни были отношения между нашими странами. Туда надо доехать самому, чтобы ощутить, как на месте византийских канонов вырастала другая изобразительная система - пусть даже с прежними евангельскими или житийными сюжетами. Именно там понимаешь, что Джотто - авангардист Средневековья, великий реформатор, от смелости которого буквально захватывает дух. До нас (разумеется, это не в укор устроителям, сделавшим максимум возможного - или почти максимум) добралась лишь материальная частица той гениальной силы.
Камерный формат «Мадонны» и полиптиха (кстати, с бухгалтерской точки зрения на выставке не два экспоната, а одиннадцать, поскольку в алтарной композиции на общем пьедестале соединены пять досок с двусторонними изображениями) сам по себе не является препятствием для постижения величия Джотто, однако оглядка на византийские образцы здесь все же слишком ощутима. Только по отдельным признакам, порой едва уловимым, удается опознать движение в сторону ренессансной свободы. Скажем, сидящая на небесном троне Богоматерь с младенцем на руках, фланкированная позади двумя ангелами - это почти полное следование канону Maeste, то есть «Мадонны во славе». Золотой фон тому подтверждение. Разве что натуралистичные складки одеяний и чуть модернизированные позы персонажей намекают на прорывы, свойственные Джотто.
Похожая история и с полиптихом: здесь традиция перемешана с новациями не настолько густо, чтобы внутренне вспыхнуть от восторга и озарения.
Зато можно учинить собственное расследование насчет того, почему именно таков набор изображенных лиц и сюжетов. Даем некоторые наводки: собор Санта-Мария-дель-Фьоре строился на месте прежней церкви Санта-Репарата, поэтому Дева Мария опять же с младенцем помещена на одной стороне полиптиха, а Репарата, покровительница Флоренции, с другой. Святой Зиновий был первым архиепископом города (между прочим, на пресс-конференции присутствовал его дальний преемник - архиепископ Флоренции Джузеппе Бетори, пока что не канонизированный). Преподобная Мария Египетская дублирует здесь раскаяние Марии Магдалины, про Иоанна Предтечу и так понятно, - а дальше сами разберетесь, если интересно. Творчество Джотто, конечно же, неотделимо от богословской доктрины и религиозных коннотаций, но с позиции светской, сугубо эстетической, в нем существеннее другое. Извлекать это «другое» из привезенных к нам работ - задача непростая, но занимательная.
Автор: Велимир Мойст
| |