|
О появлении субстанции, «добровольном» снятии с «Тур де Франс», неоценимой помощи Александра Винокурова и поддержке ФВСР - в первой части интервью велогонщика Александра Колобнева.
Новость, появившаяся во время самой престижной веломногодневки мира «Тур де Франс», для российских болельщиков грянула громом среди ясного неба. Организаторы сообщили, что допинг-проба гонщика «Катюши» Александра Колобнева оказалась положительной, а потому спортсмен обязан покинуть гонку немедленно и, скорее всего, будет дисквалифицирован. Прошло более полугода, прежде чем Колобнев сумел восстановить своё доброе имя и подтвердить безупречную репутацию, полностью сняв с себя все обвинения. Интервью Александра корреспонденту «Чемпионат.com», с трудом уместившееся в три части, больше похоже на крик души: слишком много всего пришлось пережить гонщику за эти несколько месяцев.
- Александр, специально для читателей нашего портала расскажите вашу историю: как нашли запрещённый препарат, в чём конкретно вас обвиняли, как вы отстаивали и благодаря чему отстояли свои права?
- Как известно, 11 июля появилась новость о том, что в пробе, взятой у меня 6 июля, была найдена некая субстанция. Все было так внезапно и неожиданно, что мне поначалу вообще не понятно было что нужно делать, потому что мы с этим не сталкивались никогда. Тем более на «Тур де Франс», когда к тебе приходит допинговый офицер UCI, приносит тебе бумаги, и ты в течение 15 минут их должен подписать, принять определённое решение, написать объяснение - это полный абсурд. Ты не понимаешь, какое объяснение нужно писать, так как не понимаешь, что происходит. Даже доктор команды на тот момент не мог сказать, что это за субстанция.
- То есть вам ничего толком не объясняли?
- На тот момент абсолютно никто никаких объяснений не давал. Было не понятно, что нам делать и как действовать в этой ситуации. Всё это было крайне неудобно, по идее я вообще не должен был там подписывать никаких бумаг. Была сумятица и просто не хватило опыта, не было рядом грамотных людей. И, в общем-то, в начале всё пошло совсем не так, и только потом ситуация начала выправляться. Но, к сожалению, уже было проиграно время, был проигран момент, когда можно было всё-таки отстоять свой имидж в СМИ. Многие журналисты начали очень сильно «гадить», а ведь у меня имелась возможность ответить. Чуть позже, в течение двух недель, я полностью получил всю информацию о том, что у меня нашли, все публикации и заключения экспертов. Я мог бы всем очень резко ответить.
Но в тот момент я ещё не знал, что делать, а организаторы, конечно, сразу же начали оказывать давление на команду с той целью, чтобы меня отстранили от гонки. У них в правилах даже нет чёткого определения: команда абсолютно не обязана, например, меня отстранять от гонки, но обязана принять меры, что бы гонка проходила в спокойной обстановке. То есть мы вам не запрещаем, но делать этого нельзя (смеётся). Как-то так, примерно. Поэтому я и вынужден был «добровольно» сняться с гонки, чтобы не навредить своим партнёрам, команде, и уехать домой. Та спешка, которая была на тот момент, создавалась исключительно людьми из UCI, чтобы у них появилась возможность как можно раньше вскрыть пробу В. Естественно, мне это было не выгодно, потому для правильного вскрытия пробы В, для контроля всего процесса мне требовался эксперта по таким вопросам. Естественно, у меня никаких связей на тот момент не было.
На следующий день я меланхолично сидел в маленьком провинциальном французском аэропорту. К происходившему я относился совершенно спокойно, но просто потому, что это была какая-то неведомая сила, с которой, казалось, совершенно абсурдно пытаться бороться. Мне постоянно звонили, приходило много смс, среди звонивших был и Александр Винокуров, имевший негативный опыт участия в подобном деле. Учитывая то, что мы с ним общаемся с 2004 года, я набрал Александра. И, как оказалось, правильно сделал, потому что он в течение получаса смог связать меня с одним из лучших швейцарских адвокатов, который, в свою очередь, опираясь на рекомендацию Винокурова сразу же и без предварительного подписания каких-либо бумаг взялся за это дело, моментально включился в работу, тут же нашёл свободного эксперта, который был готов выехать в швейцарскую лабораторию. С этого момента работа закипела. Кроме того, мне позвонили из федерации велоспорта. Я, конечно, не ожидал этого звонка, но они позвонили, поддержали и сказали, чтобы держался, руки не опускал, что мы вместе, в одной лодке.
- Что же было дальше?
- Из Франции я улетел в Россию, в Москву. Мне нужно было предоставить объяснения Федерации велоспорта, что я и сделал в первые же два дня. А дальше началась рутинная работа: заполнение файлов, отработка различных теорий. Мы связались с экспертом по допингу в Великобритании, Майклом Морганом, который нашёл лабораторию для тестирования всех биодобавок и медикаментов. Мне немного не повезло, что август в Европе - это месяц отпусков и очень многие структуры просто закрываются. Так что половина месяца вылетела просто потому, что лаборатория не работала. Поэтому всё задержалось. Вначале отправили одну партию медикаментов, потому что было всё разделено: что-то осталось на «Тур де Франс», что-то было со мной, позже - вторую. 20 сентября я получил звонок из британской лаборатории. Мне сказали, что они обнаружили вещество, но его количество было просто абсурдным. Потом они выводили всё это на количество таблеток, все это сопоставлялось с концентрацией в моче, дневной дозой. Подключались другие эксперты, делали заключения. Количество таблеток, которые я принимал, конкретное время, дни - всё совпало, и причина была найдена.
Окончательно её установили 20 или 21 сентября, а ещё недели три заняли исследования, заключения экспертов, заполнение файла для предоставления в федерацию велоспорта. Всё сделали достаточно быстро и оперативно: файл предоставили, я лично прилетал в Москву, в Федерацию велоспорта, привозил этот файл, ещё раз дал объяснения. Мой адвокат на тот момент не присутствовал, но это и не нужно было, так как все было понятно написано, составлено и объяснено. Все это было подкреплено фактами, выводами.
- Какова была реакция федерации?
- На основании всего этого Федерация велоспорта России приняла решение о том, что я не могу быть дисквалифицирован, потому как моя вина была попросту исключена. Потом всё это дело в срочном порядке передалось в UCI. Они должны были вынести решение, что не возражают против решения Федерации велоспорта России. В общем, вначале Федерация велоспорта России выносит решение, потом ещё Международная федерация выносит решение о российском решении. У Международной федерации есть месяц на то, чтобы подать апелляцию на решения национальной федерации в спортивный арбитраж. И не уведомив ни меня, ни моего адвоката, подождали ещё пару дней и дали эту новость в прессу. Продали попросту. Это была демонстрация полного неуважения к нам. Они выждали 31 день, чтобы как можно больше времени убить, и подали апелляцию, уведомив нас через прессу. Потом у них было ещё 10 дней, чтобы предоставить аргументированные факты, почему была подана апелляция. При этом они даже в эти 40 дней не уложились, чтобы предоставить файл, просили пролонгацию ещё пять дней. Мы им предоставили эти пять дней, исключительно из уважения к серьёзной организации, но им и этих дней не хватило - попросили ещё десять дней. На этот раз мы им отказали, заявив, что хотим закончить это предоставление. Им больше ничего не оставалось, как предъявить свои аргументы. Это было удивительно: фактов никаких не имелось, просто все мои доводы, аргументы и факты ставились под сомнение, при этом сомнения не имели под собой никаких объяснений. Они не проводили никаких исследований, не делали никаких заключений. Но при этом эти господа не забыли потребовать для меня два года дисквалификации, штраф в $ 350 тысяч и прочие наказания.
Продолжение следует
| |