|
Увиденные мастером драгоценные камни из коллекции владельца модного бутика вдохновили автора на создание балета
Премьера балета Джорджа Баланчина «Драгоценности» на исторической сцене Большого театра была запланирована еще три года назад. Чтобы московские «Драгоценности» не были похожи, как сиамские близнецы, на те, что идут по всему миру (а главное - по соседству, в Мариинском театре), новый худрук Сергей Филин придумал специальную фишку: последовать примеру Парижской оперы и по-новому оформить баланчинский шедевр.
Увиденные мастером драгоценные камни из коллекции Клода Арпельса, владельца модного бутика, собственно, и вдохновили его на создание в 1967 году этого балета. «Я всегда любил драгоценные камни; в конце концов, я ведь восточный человек, родом с Кавказа, из Грузии», - писал Баланчин, предававший огромное значение оформлению своих спектаклей, всегда очень аскетичному и продуманному.
В бессюжетных работах основателя американского балета кроме музыки главную ценность представляет танец, и ничто постороннее отвлекать от него не должно. Альона Пикалова (художник-постановщик), хотя и изучала при создании нового оформления дневники первого сценографа балета Питера Харви и высказывания самого Баланчина, на данное обстоятельство явно не обратила должного внимания и с декорациями перемудрила.
Художница применила довольно ядовитые цвета, а в качестве декора - стекляшки, похожие на брикеты, которыми в советские времена в медицинских учреждениях выкладывали стену. В результате глаз мог отдохнуть разве что на «Бриллиантах», правда, и те искрили стразами.
Елена Зайцева (художник по костюмам), создав в целом украсившие спектакль обновки, превзойти великолепие костюмов Барбары Карински также не смогла. Особенно пострадали в этом отношении «Рубины», оказавшиеся без придуманных баланчинским дизайнером юбочек-кристалликов.
«Рубинам» на премьере в Большом особенно не повезло. Эта часть балета, поставленная в театре полтора года назад (еще в старых баланчинских декорациях и костюмах), оказалась непрезентабельной и в танцевальном отношении. Несмотря на прекрасно сработанный кордебалет, солистам по-прежнему не хватало необходимой для этого балета колкости, сексапильности и драйва. А вот танцевавшие «Изумруды» Евгения Образцова, Владислав Лантратов, Ольга Смирнова и Александр Волчков оказались абсолютно на своем месте. Так же как и исполнявшая па-де-труа первой части Янина Париенко, вместе с Михаилом Крючковым ставшая рекордсменкой по числу выходов в этом спектакле.
Считается, что, подобрав для трех частей своего балета музыку таких не схожих друг с другом композиторов, как Габриэль Форе («Изумруды»), Стравинский («Рубины») и Чайковский («Бриллианты»), Баланчин зафиксировал в «Драгоценностях» три этапа своего творчества, а вместе с ними и «три главные стилевые системы и три ведущие танцевальные школы - французскую, русскую и американскую».
Имеется в виду, конечно, русский доэмигрантский период Георгия Баланчивадзе, сотрудничество с дягилевской труппой во Франции в 20-х годах и создание мистером Би собственной школы и театра в Америке в 30-х.
Однако, например, ничего специфически французского в тех же «Изумрудах», как ни присматривайся, не найдешь. Зато много чего русского обнаружить можно. Ну а то, что «Бриллианты» - это воспоминания о России, конечно, ни у кого сомнений не вызывает.
Последнее обстоятельство удалось подчеркнуть русско-американской паре, солировавшей в заключительной, третьей части. Американец Дэвид Холберг и прима Большого Светлана Лунькина были обворожительны и несли в своем танце отсвет «занесенной снегом» баланчинской России, грезившейся хореографу практически во всех сочинениях.
| |