Наличие мифа об иранской угрозе позволяет развертывать в Европе новую систему ПРО или запугивать арабские страны Персидского залива.
Попытки представить дело так, будто Иран препятствует доступу инспекторов Международного агентства по атомной энергии /МАГАТЭ/ на свои военные объекты для проверки данных западных разведслужб о возможной разработке там неких компонентов ядерного оружия, будто целью венских переговоров является обеспечение доступа, в частности, на военную базу Парчин, не соответствуют действительности.
Такое мнение выразил в беседе с корр. ИТАР-ТАСС информированный источник, который внимательно следит за ходом переговоров между МАГАТЭ и Ираном.
«Прежде всего, - сообщил он, - следует уяснить две вещи. Во-первых, к Ирану нет никаких претензий по части выполнения Договора о нераспространении ядерного оружия / ДНЯО/. Во-вторых, Тегеран отнюдь не отказывается сотрудничать с МАГАТЭ в прояснении вопросов, касающихся его прежней ядерной деятельности, включая проблему так называемых "предполагаемых исследований", которые якобы могли быть связаны с созданием атомной бомбы. Иран лишь пытается упорядочить и четко и ясно сформулировать модальности сотрудничества с МАГАТЭ в этой сфере».
И здесь иранцев легко понять. Ведь речь идет о допуске на закрытые военные объекты международных экспертов, многие из которых вполне могут оказаться агентами, а то и на самом деле являются сотрудниками западных спецслужб. Во всяком случае, руководство МАГАТЭ вряд ли согласится поручиться головой за то, что это не так. Визит подобных гостей - это не культпоход в краеведческий музей. Организаторы должны предусмотреть и согласовать каждую мелочь, касающуюся условий и процедуры регулируемого доступа, - от обеспечения личной безопасности инспекторов и маршрута их следования до порядка осмотра объекта и предоставления необходимой документации, а также возможности опроса интересующих лиц. Кстати, категорически требовать чего-либо от проверяемой стороны агентство не может. Оно может лишь просить и надеяться на выполнение своих просьб.
В свою очередь иранская сторона с учетом специфики ожидаемой проверки и вполне естественного желания не допустить разглашения военных секретов хотела бы получить от МАГАТЭ гарантии сохранения конфиденциальности той информации, которая будет предоставлена. Кроме того, и это тоже вполне логично, иранцы хотят четко уяснить, что конкретно нужно сделать для того, чтобы закрыть вопрос и снять его с повестки дня.
В этой связи напрашивается один «крамольный» пример. В свое время требование к Тегерану воздержаться от проведения работ по обогащению урана было продиктовано необходимостью выяснить источник происхождения следов высокообогащенного урана /порядка 30 проц по изотопу урана-235/, которые были обнаружены на оборудовании, приобретенном Ираном за рубежом. Тогда было принципиально важно узнать, занимался ли Иран незаявленной ядерной деятельностью в обход МАГАТЭ и тем самым в нарушение своих обязательств по ДНЯО или же следы высокообогащенного урана оставил неизвестный поставщик ядерного оборудования, а также кто был этим поставщиком. Словом, повод для принятия резолюций сначала Советом управляющих МАГАТЭ, а затем и Советом Безопасности ООН с целью побудить Иран к сотрудничеству в этом вопросе был достаточно веским.
Вскоре выяснилось, что оборудование со следами высокообогащенного урана было поставлено из Пакистана. Казалось бы, повод для призыва к Ирану воздержаться от обогащения урана отпал, тем более что Тегеран поставил этот процесс под контроль МАГАТЭ.
Однако резолюций отменять никто не стал. Более того, их наличие, вернее факт их невыполнения, используется с тех пор как повод, в частности, для принятия и ужесточения санкций. Против Ирана, разумеется, потому что Пакистану никто никаких претензий предъявлять не стал и грозить санкциями тоже.
С учетом этих фактов не совсем понятно, для чего мировое сообщество и, прежде всего, страны Запада и Израиль продолжают требовать от Ирана приостановить или даже прекратить деятельность, находящуюся под полным контролем МАГАТЭ.
Поможет ли это снять подозрения в том, что Тегеран занимается незаявленной ядерной деятельностью? Нет. Снимет ли это хоть один из открытых вопросов, касающихся прежней ядерной программы Ирана или так называемых «предполагаемых исследований»? Вряд ли.
Между тем разобраться во всем этом будет намного проще, если учесть, кому выгодно наличие иранской ядерной проблемы и постоянное отсутствие прогресса в ее урегулировании. Тем более, что этой проблеме легко можно придать характер некой угрозы.
Пусть даже угрозы мифической. Зато при наличии этого мифа можно добиваться, например, развертывания в Европе новой системы ПРО или запугивать арабские страны Персидского залива, убеждая их, что им следует опасаться Ирана, а не Израиля.
А если допустить совсем уж безумную мысль, будто руководство МАГАТЭ является вольным или невольным соучастником этих политических игр, то тогда нетрудно понять, для чего, к примеру, в ноябре прошлого года генеральному директору агентства понадобилось ворошить прошлое и актуализировать подозрения, касавшиеся прежней, давно свернутой иранской ядерной программы. Ведь ничего нового он Тегерану не предъявил.
Что же касается позиции России, то она проста и понятна. Безусловно, Москва тоже хотела бы получить ответы на все спорные вопросы, касающиеся прежней ядерной деятельности Ирана.
Однако не это главное. Главное - вернуть стороны за стол переговоров, придать динамику процессу урегулирования и обеспечить все необходимое для того, чтобы иранская проблема решалась, а не висела «дамокловым мечом» над международной и региональной безопасностью.
Тем более, что сейчас ситуация на Ближнем Востоке накалена до предела и в любую минуту может осложниться новым «горячим конфликтом» с самыми тяжелыми последствиями.