|
Сегодня вся прогрессивная общественность снова празднует 100-летие Пушкинского музея, теперь - по новому стилю. О месте музея в нашей жизни и о меняющемся музее в меняющемся мире задумался обозреватель радио «Вести ФМ» Григорий Заславский.
На моей памяти - первый такой случай, чтобы какое-то событие, даже такую круглую во всех отношениях дату, праздновали и по старому стилю, и по новому. При советской власти даже очередную годовщину Октябрьской революции праздновали только 7 ноября, хотя по старому стилю все случилось в ночь с 25 на 26 октября. Но 100-летие музея во многих смыслах, конечно, лучше годовщины революции. Разве что с научно-технической революцией можно поставить рядом наш Пушкинский музей, но научно-техническая революция случилась во второй половине ХХ века и потому старого стиля она уже не застала.
Пушкинский музей в нашем, в частности, в моём, сознании совершал одну революцию за другой. Только участников ее, если я верно смотрю на то, как на самом деле происходили события, участников ее каждый раз было больше, чем в уже упомянутом октябрьском вооруженном восстании. Выставку Дрезденской галереи и Джоконду я по возрасту не застал, но не могу не выразить своего восхищения гением тогдашнего и нынешнего директора в одном лице - в лице Ирины Антоновой.
Задуманный как эдакая площадка для культпросвета, музей античных слепков, Музей имени Пушкина превратился в салон вольного искусства, в каком-то смысле - в место, где либеральная интеллигенция могла безо всякого диссидентства прикоснуться к прекрасному. В своём понимании, то есть к прекрасному в самом широком смысле, где хороши были и квадраты, и кривые, и прямые, и любые другие изгибы, не совпадавшие с генеральной линией партии.
Выставки из собрания Прадо, из Национальной галереи в Вашингтоне, из... из... из... А потом - Золото Шлимана, и все то, что десятилетиями пряталось в тайне от чужих глаз - так называемые перемещенные ценности. На все эти выставки хвост из желающих огибал музей вокруг, люди занимали очередь иногда и с вечера, было и такое. И до сих пор, если хотите услышать какие-то интеллигентные разговоры о спектаклях, о выставках, разговоры приличных людей, чтобы слушать разговоры на улице и долго, - ни одного матерного слова, очередь в Пушкинский - как раз такое, подходящее, редкое в Москве место.
А что касается перемещенных ценностей, в лихие 90-е не раз и не два находились желающие всё это вернуть тем, кто на том настаивал, но Ирина Антонова готова была, кажется, как Александр Матросов грудью лечь на эту амбразуру. Отстояла, и вот сегодня все спокойно, тишь да гладь, никто уже ни на чем так сильно и не настаивает, а коллекции, слава богу, остались все в России, в собрании, в том числе, и Пушкинского музея.
Мир стал открытым: можно, если хочешь, поднакопить денег, сесть в самолет - через несколько часов в Лувре, в Тейт-галерее, где хочешь. Но Пушкинский музей все равно остается таким вот центром... Там ведь и буфета нет нормального, тесный пенал и для посетителей, и для смотрительниц, и всех сотрудников, гардероб тесный, да и Антонова - тоже не добрая бабушка в платочке и в тапочках, а такая строгая классная дама. А место - одно из самых любимых, куда идут как в дом родной.
| |